На полу перед ним лежал кусок черной шелковой ткани с цветочным принтом. Васильки. Синие и коричневые. Это платье Вера выбрала под новые бирюзовые бусы. Васильки подчеркивали цвет камней. Тогда коричневых васильков еще не было. Они потемнели позже – будто отцвели – и приводили Льва в ужас, напоминая о том, что платье насквозь пропитано кровью, незаметной на черном фоне. Кровью Веры. Тягостные воспоминания потревоженными птицами взмыли из глубин памяти, и Лев, пытаясь прогнать их прочь, принялся запихивать платье обратно в пакет. Скользкая ткань вертлявой змеей норовила улизнуть из рук, будто живая, но в этот раз он справился быстрее, а в прошлый раз руки совсем не слушались. И тогда в пакете кроме платья были еще бусы. Теперь их здесь не было. Теперь бусы носила Рая. Лев увидел их на дочери спустя несколько месяцев после того, как спрятал пакет с вещами жены, привезенный из больницы, и промолчал, хотя и понял, что Рая увидела платье. Не могла не увидеть. Заметила ли кровь? Выяснять это Лев не стал, смалодушничал. Рая тоже не задавала вопросов, но бусы носила каждый день. Эти бусы кололи ему глаза, напоминая, что он так и не рассказал Рае правду о матери.

Лев убрал пакет в шкаф, засунув поглубже, прикрыл дверцу, повернулся и направился к выходу. Нужно попасть обратно в санаторий, чтобы найти Раю. Знать бы еще, как выбраться из трясины прошлого… Что ждет за дверью спальни на этот раз – темный коридор с Александром-монстром или очередное воспоминание?

В просвете между дверью и полом проплыла какая-то тень. Лев встал на четвереньки и пригнул голову, пытаясь разглядеть что-нибудь. В лицо повеяло затхлым санаторным запахом. И, хотя за дверью было темно, но он заметил выложенные елочкой паркетные дощечки. А потом… Потом мимо него прошли детские ноги в голубых сандалиях. Рая! Лев ринулся в дверь и оказался в коридоре санатория – совершенно пустом. Дочери нигде не было. Льву показалось, что весь он будто съежился от разочарования, обнаружив очередной мираж. Ведь если Рая и в самом деле проходила мимо, он успел бы ее увидеть, если только она не исчезла за одной из множества дверей, виднеющихся по обе стороны коридорных стен.

Если так, то дверь должна быть ближайшей. Лев шагнул в ту сторону, в которую проследовала дочь, и вошел в соседнюю дверь, не отворяя ее.

Рая действительно была там, но только не та, которую он искал.

Рая была крошечная. Завернутая в цветастое одеяльце, она мирно спала на руках у Веры, сидящей в кресле у темного окна, обсыпанного дождевыми каплями. Вокруг все было по-прежнему: детская кроватка-качалка, розовый медведь, синие обои в желтых звездочках, полумесяцах и крылатых феях, жалобный собачий лай за окном и настенные часы, чеканящие в унисон с барабанной дробью дождя: «Поздно-поздно-поздно…».

И все повторилось с начала: возмущенный крик Веры, плач ребенка, тишина домашнего кабинета, успокаивающий голос Любы в офисе, пощечина в парке, кровь на кафельной плитке в кухне, банкетный зал, спальня, вывалившийся из шкафа пакет… И снова, и снова… Льву казалось, что он носится по кругу, прикованный к разогнавшейся до бешеной скорости карусели, которую заклинило, и теперь ее уже ничто не остановит, а он вот-вот сойдет с ума. Картинки из его жизни, словно пестрые обертки от чипсов или мороженого, подхваченные ветром с пыльного асфальта, кружились перед глазами в безумном и бесконечном вихре.

Одна череда картин сменялась другой, похожей на предыдущую как две капли воды, отличаясь лишь некоторыми деталями. Небо над ним то темнело, то светлело, жгучее солнце сменялось жестокими ливнями, синие обои с крылатыми феями уступили место пепельно-розовым, с принцессами в пышных платьях, и лицо Раюшки постепенно меняло свои черты. Дочь взрослела, и Лев, хоть и не сразу, но заметил это.

А карусель мчалась, набирая обороты. На Льва накатил приступ дурноты, и он порадовался, что находится вне тела, иначе его вывернуло бы наизнанку. С другой стороны, если бы вывернуло, хоть полегчало бы. А так рвотный рефлекс вхолостую клокотал где-то внутри, причиняя неимоверные страдания, и непонятно было, закончится ли когда-нибудь эта безумная пытка или будет длиться вечно.

Когда Лев решил уже, что все происходящее с ним не что иное, как самый настоящий ад, из которого ему никогда не выбраться, его вдруг осенило. Светлая мысль подобно солнечному лучу прошла сквозь его измученную душу, согревая и давая надежду. Он вдруг понял, почему карусель не останавливается, заставляя его проживать снова и снова одни и те же моменты. И это было так просто! Просто, как все гениальное. Лев бежал по кругу лишь потому, что всегда убегал. Нужно остановиться. Что может быть проще? Не убегать. Ведь, сколько ни беги от проблемы, она не исчезнет. Она всегда и везде будет с тобой. Все равно нигде от нее не спрячешься, даже в кабинете со звуконепроницаемыми стенами.

И он остановился. Череда мчащихся картинок взорвалась и разлетелась по сторонам пестрыми осколками. Мельтешение прекратилось, и перед глазами проступили очертания очередной двери. На этот раз он должен пройти испытание до конца, чтобы выбраться из замкнутого круга.

Едва он сделал шаг вперед, дверь распахнулась перед ним, впуская в темноту длинного коридора, оканчивающегося вдали светлым квадратом – выходом, ведущим неизвестно куда. На стенах по обе стороны от него других дверей не было – значит, выход был только один. И Лев решительно направился к нему, чувствуя усиливающееся волнение.

Светлый квадрат сиял все ярче, ослепляя, и невозможно было разглядеть, что там, до тех пор, пока Лев не достиг порога. Когда глаза перестали слезиться, привыкнув к свету, он увидел Веру, стоящую спиной к нему у окна на противоположной стене, посреди уже знакомого ему банкетного зала: столики с той же едой, те же танцующие пары, те же музыканты, даже фотограф тот самый, то и дело смешно приседающий на ходу. Люба, его секретарь-референт, тоже была среди прочих, двигалась в такт музыке, встряхивая белоснежными волосами так энергично, будто собиралась взлететь с их помощью.

Вера, почувствовав его взгляд, медленно обернулась, и Лев замер, потрясенный: до чего она была красива. Скромное осеннее солнце, выглянувшее украдкой из прорехи в свинцовой пелене, сияло прямо за ней, и от того казалось, что вся ее тонкая фигура светится. Черты лица, нечеткие из-за этого свечения, трудно было разглядеть, но Лев не спутал бы эту улыбку ни с какой другой.

И все-таки он понял, что ошибся. Когда между ними оставалось лишь несколько шагов, выяснилось, что это… не Вера. Перед ним стояла Надя, сестра его жены, ее улучшенная копия: стройнее, моложе, и, главное – с жаждой жизни в глазах, которой у Веры давно не было.

– Я все-таки решилась пойти, – произнесла девушка вместо приветствия. – Хотя, наверное, не стоило.

– Я очень рад! – Лев удивился собственному восторженному ответу, ведь совсем не то хотел сказать, но потом сообразил, что находится в своем прошлом, которого не изменить. Поэтому его удел – наблюдать за происходящим.

– Тебе лучше было пойти на корпоратив с Верой. – Ее улыбка слегка потускнела. Надя нервно сжала руки в замок.

– С Верой? С ней никуда нельзя пойти. Увидев здесь столько красивых женщин, она только и делала бы, что следила за моим взглядом, не смотрю ли я на кого-то еще, кроме нее. И если ей удастся меня уличить – а ей всегда это удается, то… В общем, довольно с меня позора. И, знаешь, ты так сильно на нее похожа, поэтому никто и не поймет, что я пришел не с женой.