– Что, опять решил отмолчаться?! – Лев вздрогнул от резкого окрика жены, и ему показалось, что вместе с ним вздрогнул и весь дом, погруженный в глубокий покой до этой минуты.

Инстинкт самосохранения не позволял Льву ответить. Он знал, что от этого станет еще хуже, и молчал. Ему страшно захотелось уйти куда-нибудь, скрыться за глухими дверями, но он помнил, что снаружи бродит монстр с пастью, ведущей прямиком в ад.

Какая-то мелкая пташка задела окно крылом и тотчас испуганно умчалась прочь. Где-то далеко, на утопающих в слякоти улицах, жалобно завыла собака – продрогла, наверное. Сейчас Лев бы с радостью поменялся с ней местами. Потому что Вера закричала снова. Из глаз ее потекли слезы.

– Ты представить себе не можешь, как я устаю с ребенком за целый день, пока ты там развлекаешься со своей вульгарной секретаршей! Посмотри на себя! Воротник рубашки снова в помаде!

Лев не мог посмотреть на воротник рубашки, потому что точно помнил, что на нем был надет бежевый спортивный костюм, и хотя пятен на нем было несметное количество, следов помады однозначно быть не могло. Но он не хотел спорить, надеясь, что, как часто бывало, Вера покричит и сама успокоится.

Из свертка в руках жены послышался раздраженный скрипучий писк, будто не ребенок заплакал, а медленно раскручивалась старая карусель на проржавевших насквозь петлях.

Лев вскинул голову и впервые осторожно произнес:

– Тише, разбудишь.

Ох, лучше бы он молчал!

Вначале Вера рассмеялась – невесело, устало. Не очень-то приятный смех – будто наждачной бумагой по его оголенным нервам прошлась. Потом открыла рот – беззвучно, широко, и вдруг стала похожа на монстра с адским тоннелем в глотке. Звук выкатился оттуда с нарастающим ревом и заполнил мрачную комнатенку. Вера кричала так громко, что слова сливались в единый невразумительный поток, и на него наслаивался истошный крик ребенка. В подворотнях завыли собаки – похоже, целая стая агрессивных голодных псов. Лев закрыл уши руками, желая отгородиться от жуткой какофонии, но вдруг заметил, как лица крылатых фей на обоях исказились, их улыбающиеся рты превратились в черные кричащие дыры, их вопли вонзались в его разум подобно жалам разъяренных пчел. Нужно было спасаться. Он повернулся и ринулся в запертую дверь, готовый сгинуть в бездонной адской глотке Александра-монстра, лишь бы не слышать диких криков, несущихся отовсюду.

Но, к счастью, за дверью монстра не было. Спасительная тишина окружила Льва, и, открыв глаза, он обнаружил себя сидящим в удобном кожаном кресле в своем домашнем кабинете, стены которого были непроницаемы для любых звуков извне: после появления в семье ребенка по его заказу их оклеили специальным современным материалом. Вере он объяснил это тем, что ребенок часто плачет по ночам, а он не может приходить на работу с красными от недосыпа глазами: должность ответственная, руководящая, и выглядеть нужно подобающе, иначе вышестоящее руководство быстро найдет ему замену. Ну и кто будет обеспечивать семью? Тогда Вера признала, что муж прав, но потом не упускала возможности уколоть его, заявляя, что он отгородился от них с Раей.

Лев прикрыл глаза, осмысливая случившееся. Понятно, что все это было не наяву. Но до чего яркие ощущения! Вот она какая, значит, потусторонняя реальность! Душа будто мечется в пространстве и времени, заключенная в границах прожитой жизни. Интересно, можно ли научиться контролировать перемещения? Или хотя бы предугадывать, куда попадешь в следующий раз?

Приятный женский голос, прозвучавший совсем рядом, вытолкнул сознание Льва из блаженного покоя.

– Кто это?! – Лев вскочил, и тяжелое офисное кресло отлетело и громко ударилось об стену.

– Лев Максимович, что с вами? – Высокая светловолосая девушка в деловом сером костюме отступила назад. Лицо ее исказилось от испуга.

Лев ее узнал: это была его секретарь-референт. Но как она очутилась у него дома? Окинув взглядом пространство, Лев чуть не сел на пол от удивления: его окружали офисные стены, перед ним был компьютерный стол, заваленный бумагами и канцелярскими принадлежностями, и присутствие здесь его секретаря было вполне уместно, а вот его собственное – нет. Хотя пора уже привыкнуть к перемещениям. Только вот почему удалось толкнуть кресло? Ведь фантомы не материальны… Но это в обычном мире, а здесь… Непонятно, что это… Скорее всего, кусочки прошлого. Только видит он все это глазами себя, сегодняшнего. Лев поморщился – эти раздумья выбивали из колеи, если, конечно, в подобном состоянии можно было так выразиться.

– У вас, похоже, острый дефицит сна, – произнесла секретарь с деланным сочувствием; испуг на лице сменился фальшиво-подобострастной миной. – Вы совсем не отдыхаете! Э-э… Я зашла сообщить, что ваша жена звонила… м-м-м… беспокоилась, почему вы задерживаетесь на работе… Кричала, что время позднее, понимаете?

– Позднее? – Лев скептически скривил губы, щурясь от бьющих в огромные окна солнечных лучей. Судя по ним, казалось, что сейчас полдень.

– Вот! И я говорю ей: день сейчас, самый разгар рабочего процесса, а она – в крик! – Секретарь многозначительно повела изящно изогнутой татуированной бровью. – Каждый день одно и то же, Лев Максимович! Я, конечно, ничего против ее звонков не имею, не подумайте ни в коем случае… Пусть звонит, сколько угодно, но… Простите, что лезу не в свое дело: а она… обращалась к врачу? В подобном состоянии она может быть опасна и для себя, и для вас, и для вашего малыша. Ой!

Девушка внезапно замолчала: наверное, прочла в его взгляде возмущение. Лев разозлился и раздраженно рявкнул:

– У вас что, своих обязанностей мало?! Сообщили о звонке – и идите, работайте! Кстати, а почему вы меня не соединили с женой?

– Как? Что? – Она захлопала ресницами так быстро, что несколько искусственных волосков сорвались с век и спланировали на белоснежную блузку. – Но вы же сами запретили… Сказали, она мешает… вам…

– Да? – Лев растерялся и почувствовал угрызения совести. Орет на девчонку из-за своих семейных проблем, а она-то при чем? Но, что странно, он совсем не помнил, чтобы давал ей указание не соединять по телефону с женой. Наверное, дело было очень давно. Лет девять назад, когда Рая только родилась.

– Свободна, – произнес он тихо и повернулся к ней спиной.

За окнами лощеными щеголями горделиво красовались ряды модных современных высоток делового района, так называемого Москвы-Сити – бескрайний каменный лес застекленных ячеек, в которых бурлила жизнь. Солнце било в глаза, многократно отражаясь от зеркальных поверхностей. Лев зажмурился и, взяв висящий вдоль стены шнур от жалюзи, потянул его вниз. Он еще успел услышать шорох поворачивающихся пластин, но в следующий миг понял, что вновь переместился куда-то: в лицо подул свежий теплый ветер, полный запахов свежескошенной травы и попкорна.

Декорации изменились. Первое, что увидел Лев, открыв глаза, – серебристую ленту в своей руке – той, которой только что тянул шнур. На другом конце ленты маячил огромный розовый воздушный шар с серебристыми выпуклыми буквами: «С юбилеем! Один год!» Он шел в толпе смеющихся радостных людей по центральной аллее городского парка. Узнать это место не составляло труда. Справа медленно поднимались к небу покачивающиеся кабинки колеса обозрения, слева тянулись ларьки с традиционными попкорном и сахарной ватой. Рядом шла Вера, крепко держа его за руку, будто боялась потеряться в пестрой, хаотично движущейся толпе. Лев искоса, украдкой, посмотрел на жену. Выглядела она неважно, даже макияж и улыбка ее не красили, тем более что улыбка выглядела какой-то дежурной, будто Вера улыбалась, потому что все вокруг улыбались. И дело было даже не в темных кругах под глазами, раскинувшихся на пол-лица, как у вампиров, не в серой безжизненной коже, не в морщинах, волнами изогнувшихся на лбу, а в напряженном, тревожном взгляде, неотрывно прикованном к детской коляске, которую катила ее сестра Надя, шагавшая рядом. Вернее, к ребенку, спящему внутри и почти полностью скрытому сетчатой накидкой: видны были только смутные очертания нижней половины крошечного личика под съехавшей на нос шапкой. Вера, целиком поглощенная созерцанием их годовалой дочери, явно ничего больше не видела. Ничего и никого. И уже давно.