Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вскоре все выяснилось. И хотя Лев уже подозревал, в чем причина, все равно перепугался до ужаса, увидев собственное тело, лежащее в том месте, с которого он только что встал. Он, собственно, и стоял-то на самом себе – невесомый, как солнечный луч. «Выходит, я теперь то ли фантом, то ли призрак, и душа покинула мое физическое тело», – понял Лев и присмотрелся к своей материальной версии: живой ли? С облегчением заметил на шее пульсацию вен – значит, жив. Уже неплохо. Все-таки, еще фантом – не призрак! Ладно… а дальше-то что?
Рая! Мысль о лежащей внутри конструкции дочери вспыхнула, обжигая сознание. Лев нагнулся, заглянул внутрь и попытался вытащить оттуда тело девочки, но неудавшаяся попытка мгновенно отрезвила: теперь он даже пылинку не мог сдвинуть с места. Руки его прошли сквозь тело Раи, но ощущения прикосновений не было. Лев в растерянности отошел от машины. Дочь нуждалась в помощи, а он ничего не мог сделать! Он даже не знал, жива ли она. Ему непременно нужно было вернуться в свое тело! Лев попытался забраться внутрь материального себя, лежащего на полу у двери, но это ни к чему не привело – тело оставалось неподвижным, а он по-прежнему ощущал себя отдельно от него.
Вдруг Лев вспомнил о том, как увидел дочь на крыльце парадного входа, захотел обнять ее, но она внезапно исчезла, как исчез и Александр-монстр, когда он пытался огреть его кушеткой. Фантомы – ну, конечно! Раи в теле нет, а значит, ее надо отыскать! Дочь должна быть поблизости, ведь Лев видел ее совсем недавно! И ей может грозить опасность, потому что Александр-монстр тоже бродит теперь где-то неподалеку.
Лев не знал, способен ли один фантом причинить вред другому, но подозревал, что такое жуткое существо, как Александр-монстр, похожее на воплощение самого зла, может натворить немало бед.
В подтверждение этих тревожных мыслей откуда-то донеслись панические крики и жуткое звериное рычание. Лев выбежал из лаборатории в темноту коридора, удивившись легкости и быстроте своих движений. Не было и звука шагов: ноги словно парили над поверхностью пола. Вдали, за распахнутыми дверями, ведущими в холл, метались между колонн неясные силуэты. Испуганный визг смешивался с угрожающим ревом. Лев узнал этот утробный нечеловеческий вой, и вскоре убедился, что не ошибся, когда заметил гигантское окровавленное существо, прежде бывшее Александром, хотя ничего общего с прежним обликом в нем совсем не осталось. Чудище мчалось по направлению к коридору вслед за убегающим от него седовласым человеком в белом халате. То есть оба они бежали прямо на Льва, и тот инстинктивно отступил к стене, не подумав о том, что фантомы и призраки не материальны. А когда вспомнил об этом, стало даже любопытно: что может сделать монстр со своей жертвой, если та тоже всего лишь эфемерная сущность? Если бы Лев знал, что именно произойдет потом, то предпочел бы оказаться подальше от этого места.
Бегущий вслед за стариком уродливый гигант раскрыл утыканный иглами рот так широко, словно на кровавом лице его внезапно разверзлась пропасть. Глотка чудовища превратилась в длинный черный тоннель, на другом конце которого что-то полыхало и дымило, вызывая мысли о сходстве с преисподней. Льва обдало смрадным жаром и оглушило душераздирающими криками несметного количества голосов, вырвавшихся оттуда. Черный тоннель настиг убегающего человека, и тот, будто влекомый непреодолимой силой, полетел в темноту, озаряемую огненными всполохами. Полы его белого плаща взметнулись вверх и в стороны, трепеща подобно крыльям раненой птицы. Крик несчастного звучал хриплым карканьем.
Лев вдруг осознал, что еще мгновение – и он сам окажется в этом жутком тоннеле. Сорвавшись с места, он помчался прочь от стремительно надвигающейся на него черной дыры, обрамленной по краям сверкающими иглами, но сразу понял, что далеко убежать не получится: коридор заканчивался тупиком через несколько метров. Жар за спиной, казалось, проникал прямо в сознание, обжигая и причиняя невыносимую боль. Лев старался бежать быстрее, но понял, что перебирает ногами на одном месте, заметив дверь справа от себя: он бежал, но никуда не перемещался, оставаясь по-прежнему возле этой двери. И вдруг его осенило: дверь – это же спасение! Налетев на нее всей грудью, Лев с удивлением понял, что дверь не открылась – он проник сквозь нее и лишь тогда в очередной раз вспомнил, что у него теперь нет тела. Никак не мог привыкнуть. Оглянувшись, Лев увидел, что дверь все еще закрыта и чудовище не пытается проникнуть следом за ним. Тысячеголосый крик, рвущийся из черной дыры, смолк. Наступила благодатная тишина. Опасность миновала – Лев интуитивно почувствовал, что монстр больше не преследует его: наверное, отвлекся на других жертв. Возможно, адская гадина еще вернется, но сейчас у Льва есть передышка, чтобы как-то осмыслить происходящее и решить, как быть дальше. Ведь ему нужно было не только спастись самому, но еще отыскать фантом дочери (он свято верил, что она – фантом, а не призрак, и еще способна вернуться в свое тело).
Лев повернулся спиной к двери, чтобы окинуть взглядом помещение, в котором очутился. Он был готов увидеть все что угодно, но только не это. Вместо крашеного дощатого пола и железных больничных коек, вместо процедурного кабинета с кушетками и шкафами, набитыми тоннами старых лекарств, вместо (на худой конец) какого-нибудь хранилища одеял и простыней, штабелями лежащих на длинных полках, Лев увидел… Раюшкину комнату в своей московской квартире, только не такую, какую они оставили с ней, уезжая на море, а будто на девять лет раньше: с младенческой кроваткой-качалкой, давным-давно отданной за ненадобностью, с огромным плюшевым медведем в углу, подаренным кем-то много лет назад, с кучей разноцветных погремушек, рассыпанных на игровом коврике, и еще с… нет, не может быть! Ее не может здесь быть! Хотя… Где – здесь? Ведь Лев уже не в санатории. Как он очутился в детской дочери, выглядевшей так, когда Рая только что родилась?! Или все-таки это детская очутилась вокруг него? Вместе с Верой, сидящей в кресле с новорожденной Раюшкой на руках!
Лев стоял и смотрел на жену, не в силах шевельнуться. Она не замечала его, глядя на спящую дочь с нежной улыбкой. Интересно, а заметит ли, если он ее окликнет? Лев никак не мог решиться произнести ее имя. Он боялся разрушить возникшую иллюзию и безмолвно любовался своим давно потерянным счастьем.
Вера все-таки заметила его, переминающегося у дверей с ноги на ногу, и улыбка ее исчезла.
– Почему снова так поздно? – спросила она, хмурясь. – Правильно: зачем спешить с работы домой и помогать замотанной жене, если в офисе столько красоток? Там, ясное дело, гораздо интереснее, так ведь?
«Поздно?» – Лев посмотрел в темное не зашторенное окно. Странно: ведь только что было солнечное утро, а теперь оконные стекла, покрытые потеками дождевых капель, дрожали под натиском ветра, свистящего во мраке. Настенные часы назойливо отщелкивали секунды, показывая четверть часа после полуночи. Каждый щелчок будто поддакивал укорам жены: «Поздно! Поздно! Поздно!» Им вторили дождевые капли, бьющиеся в окно звонким горохом: «Поздно-поздно-поздно-поздно…»
Иллюзия счастья начала растворяться прямо на глазах: все вокруг утрачивало цвет, делаясь блеклым и серым, подобно лепесткам увядающего цветка. Синие обои в золотистых звездочках, полумесяцах и крылатых феях, разноцветные игрушки, розовый медведь – все без исключения приобрело единый пепельный оттенок. Осталось лишь два ярких пятна: Вера в белом махровом халате с копной каштановых локонов, струящихся по плечам, да пестрый крошечный сверток в ее руках.