– Ты, кажется, хотел подождать, пока я сдамся, – напоминаю я.

– Я передумал.

Большими пальцами он нежно гладит меня по щекам, и это чертовски соблазнительно. Очень, очень соблазнительно. Должно быть, Всадник замечает, что я поддаюсь, он наклоняется ко мне и страстно целует. Я чувствую вкус алкоголя на его языке. И отстраняюсь.

– Сколько же ты выпил? – спрашиваю подозрительно. Война – крупный мужчина. Вероятно, понадобилась целая бочка, чтобы добиться такого результата.

– Достаточно, чтобы отбросить сомнения.

Возляг со мной.

Я утыкаюсь лбом в его плечо, и тут мне в голову приходит мысль.

– Даже если бы я хотела…

– Ты хочешь, – заявляет он уверенным тоном.

Желудок скручивается в узел от его голоса – он такой низкий и уверенный, и снова похож на голос любовника, моего любовника.

– А что насчет защиты? – задаю я вопрос о том, что до сих пор совершенно не приходило мне в голову, хотя должно было бы прийти.

Он заглядывает мне в лицо, прищуривает мутные глаза.

– Защиты? – переспрашивает он. – От кого? Я – воплощение войны. Любой, кто попытается мне противостоять, будет мертв.

Мне хочется смеяться. Хочется стать невидимкой и слиться с полом.

– Защищаться нужно не от этой опасности, – говорю я.

Ох-х. Не ожидала я сегодня такого разговора.

Брови Всадника сходятся на переносице.

– Я могу забеременеть, – объясняю я.

Не могу определить по выражению его лица, понимает он меня или нет. Может, это я все неправильно понимаю. Что, если Война не способен иметь детей? Ну, он же не простой смертный. Бросаю взгляд на его мускулистое тело. Будь я проклята, если когда-нибудь видела более роскошного мужчину. У меня такое чувство, что я могу залететь от одного только взгляда на него. Следующий вопрос сам срывается с языка:

– От тебя вообще-то когда-нибудь женщины беременели?

В темноте вспыхивают светящиеся татуировки. Всадник смотрит на меня так, будто хочет ударить. Чем дольше я смотрю, тем более угрожающий у него становится вид.

– Почему ты об этом спрашиваешь? – нарушает он наконец молчание.

В основном, из любопытства.

– Так скажи, было? – настаиваю я.

Как бы Война не был одурманен алкоголем, теперь от хмеля не осталось и следа.

– Как ты себе это представляешь, Мириам? – он сверлит меня взглядом, а голос звучит так, что Всадник кажется не на шутку опасным. – Ты полагаешь, что я оплодотворил женщину, идя по твоей земле? А затем убил свое дитя вместе с его матерью? Или думаешь, что они оба где-то здесь, в лагере, скрытые от глаз?

Я не знаю. И не стала бы отвергать ни один из этих вариантов, какой бы оскорбленный вид Всадник не принимал. Настолько оскорбленный, что я уже готова поверить – несмотря на секс-праздник, который он устроил себе на земле, детей у него нет.

Эта мысль должна меня успокоить. Но весь наш разговор напоминает о множестве причин, по которым спать с Войной – далеко не лучшая идея. Дурачиться с ним – отличное развлечение, но только пока не начнешь задумываться.

– Зря я пришла, это было ошибкой. – Я прохожу мимо него, направляюсь к выходу.

Он ловит меня за руку, поворачивает к себе лицом.

– Это не было ошибкой.

– Тебе надо проспаться, Война, – говорю я. – Утром на свежую голову все будет по-другому.

– Значит, ты бежишь? – в его голосе звучит упрек.

– Все люди от тебя разбегаются, разве не так?

– Но только не ты, дикарка, – произносит он хмуро. И коварно хватает меня за руку. – Ты сражаешься, даже когда это неразумно.

– Что бы ты сделал, если бы от тебя забеременела земная женщина? – задаю я вопрос.

Война молча смотрит на меня. Он понятия не имеет, и это само по себе ужасно.

– Спокойной ночи, Война, – говорю я.

Выдернув руку, которую он все еще сжимает, выхожу из его шатра.

Я не вижу Войну до следующего дня. Он заходит ко мне, вернувшись из набега на небольшие поселения, окружающие Эль-Ариш. Судя по тому, что я до сих пор видела в Египте, таких поселков немного. Кругом только пустыня, океан, небо и больше ничего.

– У тебя, наверное, похмелье? – спрашиваю я. Я сижу возле своей палатки и прикрепляю к деревянному древку стеклянный наконечник.

– Похмелье? – он слегка улыбается. – Легкая головная боль и тошнота, но я бы не назвал это похмельем.

Я удивляюсь, что он вообще знаком с похмельем, но, с другой стороны, вот уже год он живет среди солдат. Рано или поздно он должен был узнать, что это такое.

– Помнишь наш разговор? – интересуюсь я. – Прошлой ночью.

Выражение его лица меняется, но я не могу сказать, что на нем написано. Задумчивость? Любопытство? Определить невозможно.

– Весь до последнего слова.

Фантастика.

Он берет меня за руку.

– Пойдем, я хочу остаться с тобой наедине.

Я не отнимаю руку, хотя и хмурюсь.

– Куда мы идем?

Он издает свист.

– Увидишь.

Минуту спустя к нам галопом подбегает Деймос, его темно-красная шерсть сияет на солнце. Он еще не расседлан после утреннего набега. Конь останавливается рядом с нами.

– Как ты этого добился? – удивляюсь я.

Деймоса не нужно запирать в стойле, и он тут же прибегает на зов хозяина. Не так много лошадей я видела, но мне кажется, что это необычно.

Война нависает надо мной.

– Он не больше лошадь, чем я человек.

Понятно.

Всадник жестом показывает, чтобы я садилась на Деймоса. Мгновение стою в нерешительности – не уверена, что хочу проводить с Войной времени больше, чем необходимо. Но, в конце концов, все же забираюсь на коня.

Война покачивается в седле позади меня, он обхватывает меня бедрами, а его грудь прижимается к моей спине. Не первый раз я делю седло с Всадником, но впервые замечаю его.

Его волосы щекочут мне шею, я чувствую на щеке его дыхание. Его рука обнимает меня за талию, прижимая плотнее – ох, лучше бы это поменьше меня волновало. Но, черт меня подери, член этого парня, как-никак, побывал у меня во рту…

– Переезжай ко мне, в мой шатер, – нагнувшись, говорит Война прямо мне в ухо.

– Что от меня останется, если я соглашусь? – я не собиралась говорить это вслух, но слова вырвались сами.

– Я не съем тебя, если ты переедешь. Вернее, да, я буду тебя есть, но лишь потому, что знаю: тебе это нравится.