Нас заставляют повернуться к Войне. Он оглядывает нас, переводя скучающий взгляд с одного предателя на другого, и наконец его глаза останавливаются на мне. В них вспыхивает искра облегчения, но его лицо тут же застывает. Кажется никто из его приспешников не доложил ему, где я и что со мной. Думаю, они хотели, чтобы все происходило максимально драматично и на публике.

Война встает, и толпа стихает. Не представляю, о чем он думает, что сейчас творится в его голове. Наверное, огорчается, что я во второй раз за день нарушаю его тщательно продуманные планы.

– Мириам, – его голос разносится по всему лагерю. Никому от него не скрыться.

Люди замирают и перестают швыряться навозом, смотрят на Всадника и на меня. Его взгляд останавливается на моей шее, на связанных руках. Когда он снова смотрит мне в лицо, я понимаю, что он с трудом сдерживает себя.

– Освободить ее, – он даже не пытается говорить на древних языках.

– Владыка, – возражает один из всадников Фобоса, выступая вперед. – Она убила одного из твоих воинов.

Это – Узейр, он уже ловил меня, когда я слонялась у шатра Войны, в котором шло обсуждение стратегии предстоящей битвы. Узейр стоит рядом с другими воинами, на его скулах играют желваки.

– Зачем она тебе? – спрашивает Фобос, делая еще шаг вперед.

Война скучающе смотрит на своего воина. Ко мне подходят несколько солдат – видимо, чтобы освободить по приказу Войны, но выглядят они враждебно. Они считают, что я должна поплатиться жизнью, и немедленно. Хватают меня за плечи, тащат прочь.

– Она убивает наших людей, мешает твоим планам, а ты ее щадишь? – возмущенно выкрикивает всадник Фобоса. – Раньше ты ни для кого не делал исключений. Почему сейчас по-другому? Из-за нее? Из-за шлюхи?

Глаза Войны сужаются.

– Kikle vležoš di je rizvoroš maeto vlegeve ika no ja rizberiš Vlegi? – произносит Всадник, возвращаясь к одному из мертвых языков.

Как вам понять смысл моих действий, если вы не понимаете Бога?

– Она ослабила твой разум, Всадник? – кажется, Фобос открыто провоцирует Войну. Не очень умная затея, если имеешь дело с таким кровожадным парнем.

Война угрожающе делает шаг вперед, в толпе поднимается испуганный ропот. Еще шаг, и еще – Всадник спускается с помоста. Он все ближе и вот, наконец, нависает над Фобосом. Дальше все происходит так стремительно, что я едва успеваю понять. Выхватив висящий на бедре кинжал, Война вонзает его в сердце солдата. Тот приоткрывает рот, глаза его распахиваются так же широко, как у того всадника, которого я убила – в них удивление, смерть застала его врасплох. Война резко вытаскивает клинок, из раны фонтаном хлещет кровь. Фобос хрипит, обводит взглядом замершую толпу. Еще секунду стоит, пошатываясь, и падает замертво.

Кровь Фобоса не успевает остыть, когда Война, растолкав солдат, пробирается ко мне и подхватывает на руки. Он молча уносит меня в свой шатер. Я даже не пытаюсь напомнить ему, что могу ходить. Сегодня с ним уж точно не стоит спорить – ему дважды за день пришлось нарушить из-за меня собственные правила.

Толпа провожает нас молчанием, но, стоит нам отойти подальше, как шум усиливается и превращается в рев – началась казнь остальных предателей. Я закрываю глаза и думаю о тех, рядом с кем стояла несколько минут назад. Они осмелились сопротивляться, попытались остановить армию Войны и… погибли.

Всадник несет меня в шатер. Лишь оказавшись внутри, он ставит меня на ноги. Вытащив один из своих клинков, разрезает путы, освобождает мои запястья и отшвыривает веревку в сторону.

– Война… – начинаю я.

– Не надо.

Одного взгляда на него достаточно, чтобы понять – он не шутит. Он раздраженно снимает с себя оружие.

– Бог послал мне не жену, – бормочет он себе под нос. – Он послал мне расплату.

Я стою, потирая запястья, и не могу разобраться в собственных чувствах. С одной стороны, сегодня я видела столько ужаса и смертей – и виной всему он. С другой стороны, он спас ребенка и пощадил меня. Я ненавижу его мир, но, как ни странно, многим ему обязана.

– Ты не должна нападать на моих воинов, – резко бросает он.

– Это еще почему?

– Потому что я так сказал! – рявкает Война. Его лицо пылает гневом. – Ради тебя я сохранил жизнь тому, о ком ты просила, пошел против своей природы – а ты убиваешь моих людей?

– Этот человек хотел убить меня!

– Не лги, не притворяйся, что ты убила только его.

– С каких пор это вдруг стало иметь значение? – в запале я тоже повышаю голос. – Ты сам дал мне лук и стрелы, прекрасно зная, как я собираюсь их использовать.

– Ты посеяла раздор среди моих людей, – говорит он.

Несомненно. И ненавидеть за это будут нас обоих.

– В ваших рядах и так раздор. Или ты забыл, что разрушил города, где жили эти люди, и убил их семьи?

Глаза Войны наливаются кровью. Он подходит вплотную, так близко, что касается меня грудью.

– Я был к тебе снисходителен. Больше я такой ошибки не совершу.

Мое сердце обрывается. Ведь именно его снисходительность спасла Мамуна. Это единственное в нем, что я не хочу менять. Он хочет отойти, но я ловлю его за руку. Всадник смотрит на меня, его глаза все еще полны ярости.

– Спасибо, – говорю я. – За то, что спас мальчика.

Война отступает с таким видом, будто я оскорбила его в лучших чувствах. Ничего страшного. Сильнее сжимаю его кисть.

– Я серьезно. Ты даже не представляешь, что это для меня значит.

Он пощадил чужую жизнь. Вроде бы пустяк, ничто по сравнению с горами трупов, которые он оставляет за собой… Но он ни разу никого еще не спасал бескорыстно – до сих пор.

Война заглядывает мне в глаза, возможно, ища подтверждение того, что поступил правильно, хотя ему самому это кажется нарушением всех правил. У меня перехватывает дыхание, я понимаю, чтó должна сделать, если хочу, чтобы Война еще хоть раз задумался о спасении чьей-то жизни.

Выпустив его руку, я обхватываю его шею ладонью и притягиваю к себе. Когда он нагибается, я поднимаюсь на цыпочки и целую – так, чтобы последние сомнения оставили его.

Сначала он на это не ведется. Но когда все же отвечает на поцелуй, то отдается ему самозабвенно. Внезапно его руки оказываются в моих волосах, а гнев, который он сдерживал с таким трудом, превращается в страсть.

Нет ничего приятнее совокупления после битвы, так он сказал. Покажи ему, как ты благодарна за спасенные жизни. Может быть, тогда он не откажется и в будущем проявлять снисходительность.

С бешено бьющимся сердцем я прикасаюсь к Всаднику. Он все еще в доспехах, окровавленных и грязных. Я начинаю их стягивать.

– Сними это, – требую я.