И назвала его закомплексованным болваном.

Да, Черемных, ты на самом деле умеешь только разрушать. Странно, что Димка все еще не послал тебя со всеми твоими закидонами и расследованиями ровно туда, где тебе место.

Или все-таки послал?

Ночь прошла в полусне-полуанализе, и утром Лене пришлось признать, что она так и не сумела разгадать основную загадку и не имела ни единой хоть сколько-нибудь здравой версии относительно происхождения деталей и суммы их стоимости. Зато в предоставленном ей наконец Милосердовым табеле учета рабочего времени первым же взглядом нашла ошибку.

— Почему у Корнилова сегодня стоят рабочие сутки? Он же вчера отработал, — прямо спросила она у не успевшего откланяться Николая Борисовича. Тот снова подошел к ее столу и внимательно посмотрел бумаги, словно видел их впервые. Потом улыбнулся.

— А, так это Дуденко еще в прошлом месяце предупреждал, что ему сегодня надо день на свадьбу к племяннику съездить, — сообщил он и вернул листок Лене. — Я Дмитрия на подмену и написал. А свадьба в итоге расстроилась, молодые что-то там не поделили, вот и пропали даром мои старания. А ведомость забыл переделать. Но по количеству дней все точно, Леночка, даже не сомневайся!

Лена покачала головой, но делать из мухи слона не стала. В конце концов, ее интересовал не сегодняшний день, а тот, когда в приходной ведомости появились детали к Рендж Роверу. Она разыскала среди нескольких листков табель за март и с удовлетворением обнаружила напротив искомого числа имя Радика.

Значит, Кириллу не послышалось, и он действительно слышал именно его голос. И Радик, несомненно, должен знать, что это за детали и откуда они взялись. Так что зря Димка говорил, что с механиками нет смысла об этом разговаривать. Очень даже есть. Надо только найти правильный подход и придумать правильные вопросы.

Лена опустила взгляд в табель и еще раз нашла тот самый день и имя Радика. А следом с удивлением обнаружила под ним и Димкину фамилию. Он же сказал, что в тот день не работал! Неужели соврал? Или тоже что-то перепутал?

В груди противно заскреблись сомнения и просочилось предчувствие неприятностей. В охватившем смятении Лена еще несколько раз пробежалась по табелям глазами, потом посмотрела на часы. У Димы как раз заканчивалась смена, и, пока он не пристроился к какому-нибудь механику помогать, Лена набрала его номер.

Голос у Димки был немного удивленный, но Лена до поры не стала ничего объяснять. Только попросила выйти на улицу и сама, собрав все табели, отправилась следом.

— Не хочу, чтобы нас слышали, — пояснила она в ответ на читавшийся в его взоре вопрос. — И так уже судачат почем зря, не хватало еще, чтобы вычислили, чем мы тут занимаемся.

Дима хмыкнул и склонил голову набок.

— То есть сами сплетни тебя совершенно не волнуют? — испытующе поинтересовался он. Лена передернула плечами.

— Нет, Дим, не волнуют, — спокойно ответила она. — Прошли те времена, когда я оглядывалась на всех и каждого. Сейчас есть всего несколько людей, чьим отношением к себе я дорожу. Вот от них услышать осуждение всегда очень больно.

Лена не удержалась, бросила быстрый взгляд на Димку, словно бы предупреждая, чтобы он поостерегся ее обижать, а у него стукнуло в груди так, что едва не сбило дыхание. Ну глупо, глупо так реагировать на каждую Ленкину провокацию, но ее власть над ним была слишком велика. За двенадцать прошедших лет Дима так и не нашел ответ на вопрос, чем же именно она его приворожила, просто смирившись с тем, что все было именно так, а не иначе, и не рассчитывая когда-либо проверить хоть одну из своих теорий на практике.

Ленка просто не должна была снова появиться в его жизни. Все было против этого — кроме, видимо, самого умелого искусителя на свете, забросившего их обоих с Черемухой на этот чертов автосервис, который теперь надо было спасать. Спасать вместе с Ленкой. И умудриться не спалиться перед ней, когда ни одна здравая мысль не спешила на помощь его одуревшему от непривычных и неуместных чувств сердцу.

Как все было бы просто, сумей он хоть на несколько минут вернуться в юность и почувствовать, что может сделать свою Черемуху счастливой!

Что он мог дать ей сейчас, Дима не знал. А становиться обузой не собирался, даже если Ленка вдруг причисляла-таки его к людям, которые ей дороги. Ему не надо было отношений из жалости или чувства вины. Слишком хорошо он помнил, с каким восхищением смотрела она на него в одиннадцатом классе, и только на такое же восхищение мог согласиться.

И должен был снова его добиться, чего бы ему это ни стоило! Иначе следующие двенадцать лет грозили окончательно засосать его в свое безнадежное болото.

— Рад это слышать, — одобрил он, уходя от опасной темы. — А то думал, будем шифровки друг другу писать и свидания назначать в темных переулках, нацепив бороды и изменив голоса, чтобы никто не догадался, кто мы и каковы наши намерения.

Лена прыснула вопреки всем своим недавним переживаниям. Представившаяся картина была слишком яркой, чтобы игнорировать ее и Димкину шалость.

— А знаешь, Корнилов, от тебя это звучит каким-то вызовом, — заявила она. — Как будто ты закидываешь удочку и проверяешь, хватит ли у меня сумасбродства повестись на него.

Дима повел бровями. Нет, на этот раз вызов он не планировал, но если Ленка настаивала…

— И хватит? — поинтересовался он. — Неужели строгая девочка Черемуха даст наконец волю своему внутреннему хулигану? Я-то, признаться, уже отчаялся его найти.

Лена чуть разочарованно вздохнула. Димка действительно будил в ней чувства и желания, о которых она у себя даже не подозревала, и ей это нравилось. И как было бы здорово на самом деле организовать игру с шифровками, переодеваниями и тайными встречами. Можно было бы и Кирилла с собой позвать, ему бы обязательно понравилось.

Но не сегодня, не сейчас. Сейчас у них было слишком серьезное дело.

— В другой раз, Дим, — безапелляционным тоном проговорила она. — Сейчас мне надо разобраться с табелями. Вот смотри, — Лена протянула ему лист за март. — Ты говорил, что шестого у тебя был выходной. А в табели указано, что ты работал. И твоя подпись стоит.

Дима тоже нахмурился: такого поворота разговора он не ожидал.

Он взял у Лены табель и нашел это злосчастное шестое марта со своей фамилией. Подпись проверять не стал: они все подписывали такие табели в конце месяца, и он никогда даже не смотрел, что там написано: по деньгам Милосердов не обижал,