— Мне так жаль.

— Она вас любила, — говорит он. — Показывала мне все письма, которые вы ей присылали. Она вами так гордилась.

У меня комок подступает к горлу, слезы душат, я не могу сказать ни слова.

— После нее остались деньги, — говорит он. — По полису страхования жизни. Пять тысяч долларов. Полис оформлен на вас.

Я открываю рот. Это какая-то невообразимая сумма.

— Она исправно платила каждую неделю. Я знаю, Элис хотела, чтобы деньги достались вам. Она гордилась вами, но и переживала за вас. Ей не нравился Том, а после смерти ваших родителей и в случае ее кончины у вас совсем не осталось бы родных. Она хотела, чтобы у вас был выбор.

— Я не могу…

— Тем вечером, накануне ее гибели, когда вы приехали в гостиницу, она рассказала мне, от чего вы бежите. Она хотела, чтобы у вас с малышкой началась новая жизнь. Гостиница была смыслом ее жизни. Никто вас не осудит, если вы возьмете деньги и уедете. Но если вы захотите остаться и отстроить ее заново, я буду счастлив вам помочь. Земля, на которой стояла гостиница, принадлежала Элис, и она тоже станет вашей. Местные любили вашу тетю. Гостиница, которую она построила, давала людям работу, шанс на жизнь. Будет ужасно горько, если дело ее жизни исчезнет вместе с ураганом.

Слезы текут по моим щекам. Я не могу представить, как буду жить без Элис, без писем, которыми мы постоянно обменивались. Если меня что-то может утешить, так только вера в то, что сейчас она находится в лучшем мире и встретилась со своим любимым мужем. И все-таки это ужасно несправедливо, что ее больше нет.

— Пока нам не разрешат вернуться домой, я буду жить у сестры в Майами, — добавляет Мэтью. — На случай, если вам что-нибудь понадобится, вот ее адрес.

— А что с тетиными похоронами? Мне хотелось бы на них присутствовать.

— Она всю жизнь прожила в Айламораде. И хоронить ее надо там, — он сглатывает комок. — Ее муж похоронен на краю земельного участка. И она должна покоиться рядом с ним.

* * *

Лишившись родителей, я испытывала глубочайшую печаль, но тогда я только что вышла замуж и присутствие Тома было мне отрадой. Я не помню, чтобы он был как-то особенно сердечен со мной, но меня утешало сознание того, что я кому-то принадлежу. Я больше не была дочерью, я стала женой и в этом была не одинока.

Теперь, когда ушла Элис, из родных у меня осталась только дочь. Я ушла от мужа. Я никому не принадлежу.

И Элис, когда скончался ее муж, ощущала себя так же? В письмах она рассказывала мне о своей жизни в Айламораде, и я всегда восхищалась тем, что она шла своим путем, вместо того чтобы соответствовать чужим ожиданиям.

Порой я не могу понять, как устроен этот мир — почему хорошие люди вроде Элис уходят, а другие живут, несмотря на всю свою мерзость.

Все переживания последних дней накатывают на меня, и я, начав рыдать, уже не могу остановиться, точно внутри меня сорвало какой-то клапан.

— Что случилось?

Я поднимаю глаза — на пороге палаты стоит Джон и с тревогой смотрит на меня.

— Ваша тетя?

Я киваю.

Он садится рядом на постель, обнимает меня, а я продолжаю реветь, орошая слезами его рубашку.

Потом я высвобождаюсь из его рук и смотрю ему в глаза, стараясь восстановить дыхание.

— Мужчина, который работал в гостинице за конторкой, приходил сегодня и рассказал, что случилось, — говорю я. — В живых осталось только двое. Все остальные погибли. Ее хотят похоронить там.

Я снова реву, сотрясаясь всем телом, а он крепко держит меня.

Потом я проваливаюсь в сон.

Посреди ночи я просыпаюсь от очередного кошмара — слез не осталось, Джон спит рядом на больничной кровати, наполовину свешиваясь с края, ноги почти на полу.

В темноте, пока он спит, я решаюсь понаблюдать за ним. Он говорил, что после войны громкие звуки действуют ему на нервы, но мне интересно, мучают ли его кошмары, как меня, преследуют ли его во сне ужасы войны.

Я кладу голову ему на плечо, прислушиваясь к его дыханию, потом снова засыпаю, и кошмары проходят.

* * *

На следующий день в газете обновляется список жертв урагана. В числе пропавших есть одно новое имя:

Томас Бернер.

Элизабет

Я резко просыпаюсь в темноте, сердце бешено колотится — в кресле возле моей больничной кровати мерно похрапывает Сэм, но меня это не успокаивает.

Во сне я снова была в поезде, в гробу, наполненном водой. Я заново переживаю последние мгновения, надежду, которую так быстро у нас отняли. Меня не покидают мысли о тех, кто страдал до конца, кто умирал медленно. У меня было лишь секундное ощущение темноты, которая накрыла меня, а что чувствовали другие? Спасение было так близко, почти в руках, и его безжалостно вырвали у них, повергнув в бездну отчаяния, когда они осознали, что смерть неизбежна, когда видели, как дорогие им люди гибнут у них на глазах.

Почему одни страдают, а других судьба щадит?

О том, что творится на архипелаге, ходят жуткие слухи. Тела находят на расстоянии километров от пути урагана, люди гибнут от ран, другие слишком слабы и вряд ли поправятся. Кажется, что пережить саму стихию недостаточно — выжившие обречены на страдания и умирают в муках.

Едва ли я смогу уснуть этой ночью.

И нет никаких новостей о брате.

Сейчас, когда правительственные учреждения открыты, Сэму удалось выяснить, что брат действительно работал в лагере — в том, что находился у паромной пристани, куда мы так и не добрались.

Что с ним случилось, можно лишь гадать. Столько людей пропало без вести.

И погибло.

Физически я выздоравливаю — шишка на голове уменьшается, боль стихает, синюшные кровоподтеки меняют окраску, и медсестра уверяет меня, что я «иду на поправку». Хотелось бы сказать то же самое о моем душевном состоянии — жаль, что нельзя одним махом выкинуть из головы весь кошмар пережитого.

Я беру Сэма за руку — она лежит у меня на постели — переворачиваюсь на другой бок и сцепляю наши пальцы в замок.

Цветов больше нет на столике — я попросила медсестру убрать их. Жаль, что не получится с такой же легкостью забыть о словах, написанных Фрэнком.

Нам с Сэмом нужно так много сказать друг другу — пока я не до конца разобралась в его лжи, но сейчас это не важно. То, что меня волновало прежде, бледнеет в сравнении с утратами, постигшими многих, и сейчас имеет значение только то, что я жива и в безопасности.

Я закрываю глаза и, держа Сэма за руку, погружаюсь в сон.

* * *

К пятнице врачи готовы меня выписать, и Сэм помогает мне снять комнату в отеле в Майами, где ночует, когда не дежурит у меня в больнице. Я жду на веранде, пока он отходит сделать звонок по работе.