честь – никому!» соблюдался при любых обстоятельствах. Дворяне, проигравшиеся в карты, пускали пулю в висок, не желая жить в нищете, но не оплатить проигрыш и жить в бесчестии – это было невозможно. Понятие дворянской, купеческой чести существовало в Российской империи, как бы впоследствии не обливали это грязью в советское время. А. Пушкин и М. Лермонтов погибли на дуэлях, защищая свое доброе имя, иначе поступить не могли. Под честное слово брали в долг и заключали многотысячные сделки. А. Герцен в мемуарах «Былое и думы» вспоминает, как в горящей, захваченной Наполеоном Москве его отца привели к французскому императору и тот спросил, сможет ли он доставить письмо от него русскому царю. «Не знаю, – ответил дворянин. – Путь долог…». – «Но вы мне можете дать слово, что сделаете всё, чтобы письмо доставить?» – повторил Наполеон. «Даю слово», – ответил отец Герцена. «Этого достаточно», – сказал Наполеон и вручил ему пакет.

Мы в советской и постсоветской истории знаем много красноречивых примеров полного отсутствия даже маломальской порядочности, о царившем в стране «советов» культе лжи и всеобщей продажности. Чего стоит призыв, обращенный к белым в захваченном красными Крыму, когда под честное слово большевиков офицерам в случае их сдачи гарантировались свобода и жизнь. Но плененных тут же связывали попарно проволокой и бросали в море для пущей радости новых «хозяев страны». Классовые критерии стали важнее порядочности. В стране, лишенной веры, воцарилась убийственная жлобократия, отбросившая прежние жизненные принципы, заменяющая их пустыми лозунгами и лживой идеологией.

Нельзя утверждать, что в большевистском перевороте не принимали участия идеалисты, верившие во всеобщую свободу, равенство и братство. Но они были в меньшинстве, и тон задавали не они. На простор вырвалась духовная мразь, взрывавшая сейфы в банках, грабившая квартиры, сжигающая усадьбы, сдиравшая драгоценные оклады с икон. Нельзя забывать, что наряду с грабежами шла борьба с культурой (вспомним лозунги вроде «Сбросим Пушкина с корабля современности»). «Мы наш, мы новый мир построим, кто был ничем, тот хочет ВСЁ!» Люди, называвшие себя революционерами, утолявшие свой повстанческий пыл в погромах винных подвалов и выгребании товара из разбитых витрин ничего не боялись, формируя пресловутый «диктат среды», беззаконного массового насилия, при этом уходя от личной ответственности. Вот как возникла отдельная особь коллектива, «винтик», по образному определению Иосифа Сталина. Шпана, пришедшая к власти, при этом привычно звала людей жертвовать собой во имя Великой Утопии, но сразу же выстраивала для себя системы защиты от собственного народа в виде разных ЧК-НКВД-КГБ. Она зачислила общественное мнение, репутацию, доброе имя в «буржуазные предрассудки», исключив из жизни демократию, свободу слова, рыночную экономику с конкуренцией. Подкованная блоха стала идеалом для российских нанотехнологий: ничего не видно и никому не нужно. Власть настойчиво искореняла умение граждан самостоятельно оценивать ситуацию, что считалось важным качеством элит и только им принадлежало. Насаждалась холопская вера в мудрое всемогущество, неподсудную власть, систему, подкрепленную мощью ее репрессивного аппарата. Государственную мифологию охраняли силами армии, правительства, охранных ведомств и подчиненной им пропаганды. Так называемая народная советская власть не снисходила до мнения людей, внушая им, что думать будут те, которому партия поручит, а остальных принудят повиноваться. Уже много лет у нас демократия измеряется расстоянием, которое может пройти гражданин без предъявления удостоверения личности.

* * *

Извините за вышеприведенную, не соответствующую описываемому времени вставку – наболело… Теперь снова отправимся в прошлое!

Безусловно, возобновление и процветание древней столицы – Киева – не нравилось северному соседу. Прошел только год после казни промосковских заговорщиков, и в 1482 года произошло самое жестокое и опустошительное нападение на Киев, выполненное по указанию московского правителя Ивана III Васильевича. Приведем цитату из Никоновского списка летописи: «Сентября 1 день по слову великого князя всея Руси Ивана Васильевича прииде Менгли-Гирей царь Крымский перекопские орды со всею силою своею на королеву державу и град Киев взя, и огнем сожже; а воеводу Киевского, пана Ивашка Хоткевича, изымал и иного полону бесчисленно взя, а землю Киевскую учениша пусту». И вновь городу пришлось строить все заново, особенно замок и крепостные укрепления Подола. Это стало общегосударственным делом, в котором приняло участие около 60 тысяч человек, но киевский замок все же не был «добре зароблен и поставлен так, яко бы мало быть». А король Казимир писал хану, что он расценивает разорение Киева как Божий гнев и сообщает по этому поводу: «Хотя бы и ты, царь, к тому помощником не был, все одно было тому городу гореть и тым людям погинуть, когда на них Божий гнев пришел; а с Божьей ласки, у нас городов и волостей хватит».

В этом документе видно напускное безразличие короля Польши. Причиной этого «наезда» на Киев стала внешнеполитическая переориентация в Восточной Европе, сущность которой заключалась в оформлении в начале 1470-х годов московско-крымского союза, направленного против Польши, ВКЛ и Заволжской Орды. В память о своей победе крымский хан отправил в дар Ивану III золотой потир и дискос из испоганенной татарами Святой Софии. Нещадное ограбление Киева явилось очередным проявлением агрессивной политики Московского княжества, государей которого менее всего волновали общие православные идеалы и святыни. Разбой и захват чужих земель был всегда присущ кремлевским владыкам. Москва в 1478 году присоединила Новгородские земли, вырвав «язык из вечевого колокола», а через 7 лет покорила векового соперника – Великое княжество Тверское. Успехи внешнеполитической деятельности московского князя отразились в его титулатуре: с 1480-х он начинает называть себя «государем и великим князем всея Руси», высказывает территориальные претензии на восточно-славянские земли, находящиеся в составе Литовского и Польского государств. Использование в документе от января 1493 года титула «государя всея Руси» вызвало решительный протест в Вильнюсе. Разъяснения пришли через полгода: «Государь в своем письме… вставил: «чем его Бог порадовал, от деда и от прадеда, от начала, правый есть урожденный государь всея Руси».

Получалось, что претензии на руськие земли подкреплялись исторической традицией, все-таки Рюриковичи. Опираясь на непрерывную династическую связь между московскими и давними киевскими князьями, Иван III встал на путь воссоздания своей общеруськой отчины. Этого в Литве не поддерживали, поэтому военные конфликты непосредственно возникали то на одной, то на другой границе, что позволило называть это «Странной войной». Активность Москвы усилилась после смерти Казимира 7 июля 1492 года, а его сын Александр, не имея опыта ведения войны, постарался избежать конфликта, женившись на дочке Ивана III, 18-летней княжне Елене. Это было ошибкой, потому что породило ряд коренных противоречий, приведших с 1500 году к трехлетней войне между Вильнюсом и Москвой, прикрывавшейся «опасением окатоличивания», хотя основой конфликта были, как всегда, территориальные претензии.

Жизнь в приграничных территориях государств всегда зависела от соседей,