– Что? В Румянцево? Где это? – настолько фальшиво, что сама услышала это, проговорила я.

– Да, именно в Румянцево. Там есть дом инвалидов, я какое-то время назад собирал там материал для научной статьи. И, как мне кажется, вас я именно там и видел. Правда, звали вас иначе, да и выглядели вы довольно плачевно, – говоря это, психолог не сводил глаз с моего лица, и это вдруг вернуло мне и силы, и уверенность.

Я выпрямилась, насмешливо посмотрела на него и спросила:

– Это что же вы имеете в виду?

– То, что вы были полностью обездвижены.

Я соскочила с кровати, сделала пару пируэтов в сторону двери, наклонилась к самому лицу опешившего психолога и ласково спросила:

– Как вы считаете, может ли человек, несколько лет назад, по вашим словам, полностью обездвиженный, сделать подобное? Вы ошиблись, уважаемый Евгений Михайлович.

Он как-то странно посмотрел на меня, помолчал, потом тяжело поднялся и взялся за ручку двери:

– Возможно. Но я это обязательно проверю. Всего доброго.

Он вышел из палаты, а я без сил опустилась на пол и обхватила голову руками. Разумеется, в архиве Румянцевского дома инвалидов хранится моя история болезни, с настоящим именем и фамилией. Да, вряд ли психологу удастся доказать, что я и та, чью историю он увидит, одно и то же лицо, но мне-то к чему такие потрясения? Нет, нужно срочно что-то решать.

Я вскочила и в панике заметалась по палате, не представляя, что делать. Но потом, решив, что ко всему нужно подходить с трезвой головой, взяла себя в руки и позвонила Кате. Я не опасалась звонить ей – я делала это по телефонной карте, купленной даже без паспорта у каких-то парней в городе, Катя постаралась. Когда сестра сняла трубку, я попросила ее как можно скорее приехать ко мне, но на территорию клиники не заходить и даже рядом машину не светить.

– Остановись в поселке, там есть небольшое кафе «Багульник», – инструктировала я. – Внутрь не заходи, умрешь от ароматов. Я приду сама, только позвони, когда будешь минутах в десяти от поселка.

Катя не стала задавать вопросы, и это было к лучшему – сейчас мне не до того, надо подготовиться.

Я довольно быстро нашла в интернете телефон психолога, а потом и адрес, это оказалось довольно далеко от центра, но, может, так даже и лучше. Когда Катя позвонила, я взяла спрятанный пропуск, оделась, схватила бейсболку и сняла бандаж. Теперь мне даже не придется слишком прятать лицо, оно почти пришло в норму.

Без проблем преодолев шлагбаум, я направилась в поселок, и через двадцать минут мы уже катили по трассе в город.

– Ты что задумала, куда мы едем? – спросила Катя.

Я сняла бейсболку и повернулась так, чтобы сестра могла меня увидеть:

– Ну как?

Она бросила на меня беглый взгляд и поморщилась:

– Совсем чужой человек.

– Так это ж и прекрасно. Разве мы не такого эффекта ждали? Осталось только волосы в порядок привести – и все.

– Ты мне не ответила, – повторила Катя. – Куда мы едем?

– Вот адрес, – я сунула ей бумажку. – Знаешь, где это?

Катя кивнула.

– И что ты там делать будешь?

– Мне надо с одним знакомым срочно встретиться. Ты в машине меня подождешь, а я быстренько.

Сестра покачала головой:

– Что-то темнишь ты, дорогая.

– Да ты чего, Кать! – Я уткнулась лбом ей в плечо, стараясь не мешать вести машину. – Чего мне темнить-то с тобой? Знакомый там живет, срочно нужен, может помочь кое-чем.

Не знаю, поверила она мне или нет, но вопросов больше не задавала. Я же все время прокручивала в голове то, что буду делать, когда войду в квартиру. Психолог хоть и не молодой, а мужчина, и роста в нем сильно больше, чем во мне, и веса. И тут я вспомнила про перцовый баллончик, что Катя всегда возит в бардачке. Но его же надо как-то незаметно взять, чтобы не вызвать у сестры ненужные подозрения… Я повернулась, открыла окно, нацепила бейсболку, но так, чтобы она слетела с головы, едва я ее высуну, и потянулась на улицу. Кепка ожидаемо улетела, и я завопила:

– Стой, Катя, стой! Я бейсболку потеряла!

Сестра сдала назад и вышла из машины:

– Сиди, я сама.

Этих трех минут хватило, чтобы открыть бардачок, взять баллончик и сунуть его в карман брюк.

Оставив Катю в машине, я поднялась на седьмой этаж и, сжимая в руке баллончик, позвонила в дверь. Евгений Михайлович открыл сразу. Я предусмотрительно натянула на нос воротник кофты, а на глаза сдвинула бейсболку, потому не очень наглоталась перца, а вот психолог, которому струя ударила прямо в лицо, тут же упал. Я быстро заскочила в квартиру, втащила его и захлопнула дверь, стараясь браться за ручку рукавом кофты, натянутым на кисть. Психолог лежал на полу без сознания, и я, не думая больше ни о чем, сдавила пальцами его горло. Вскоре он перестал дышать, я посидела так еще несколько минут, убедилась, что сердце не бьется, тихо открыла дверь и выскользнула на площадку. Глаза немного слезились от перца, но это даже к лучшему – скажу Кате, что приятель помочь отказался и я расстроилась. О том, что я только что убила третьего человека, я в тот момент совершенно не думала. Инстинкт самосохранения взял верх над головой и чувствами, мне надо было во что бы то ни стало спастись от разоблачения. И я сделала это так, как сумела.

В клинике я наткнулась на Мажарова – он дежурил.

– Гулять ходили? – поинтересовался он, заметив бейсболку и отсутствие бандажа.

– Да, решила перед сном.

– Идемте, я посмотрю швы.

Мы дошли до палаты, я извинилась и сразу прошла в душевую, промыла на всякий случай глаза, хотя уже чувствовала себя нормально. Мажаров долго щупал швы, крутил мою голову так и этак, поворачивал к свету, но, кажется, остался доволен увиденным.

– Но бандаж пока все равно поносите, – посоветовал он. – Хотя бы еще недельку.

– Не проблема, – согласилась я. – Когда меня переведут в реабилитационное отделение?

– Думаю, что завтра с утра, сегодня еще полежите здесь. Надеюсь, вы не против?

– Я уже привыкла.

Уходя, Мажаров вдруг остановился на пороге палаты и спросил:

– Наталья Анатольевна, ответьте мне на один вопрос.

Я напряглась:

– На какой?

– Ну, вот теперь вы видите в зеркале совершенно иного человека. Да, пока еще не все пришло в норму, но все же можно понять, как будет выглядеть в дальнейшем эта новая Наталья Анатольевна. Вам стало легче?

– Легче? – словно пробуя на вкус это слово, повторила я. – А почему вы думаете, что мне было тяжело?

– Помните, при первом нашем разговоре вы сказали, что не можете жить с таким лицом? По-вашему, это не говорит о внутренних проблемах?