Кунта украдкой посматривал по сторонам. Они проходили мимо группы тубобов, которые с громкими криками наблюдали за боем двух петухов. Как только они миновали загон с петухами, на них налетела кричащая толпа. Люди разбегались в разные стороны, потому что на них неслась грязная, визжащая свинья, за которой мчались трое мальчишек-тубобов. Кунта глазам своим не верил.

А потом Кунту словно молнией ударило. Он увидел двух чернокожих, которых не было с ними на большом каноэ. Один был мандинго, другой серер – несомненно! Кунта обернулся и увидел, как они спокойно идут за тубобом. Значит, он сам и его товарищи – не единственные чернокожие в этой ужасной стране! А если этим людям позволено жить, то, может быть, им тоже удастся избежать котла? Кунте хотелось броситься к ним и обнять, но он заметил их бесстрастные лица и страх в опущенных глазах. А еще он почувствовал их запах – с ними что-то было не так. Голова у него кружилась; он не мог понять, как чернокожие могут покорно следовать за тубобом, который на них даже не смотрит и у которого нет оружия. Почему они не пытаются убежать – или убить его?

Впрочем, думать было некогда. Их подвели к дверям большого квадратного дома из обожженных кирпичей продолговатой формы. Несколько отверстий в стенах были забраны железными решетками. Скованных людей кнутами загнали в широкие двери, потом провели в большую комнату. Ногами Кунта ощущал холод плотно утрамбованной земли. Свет проникал сюда только через зарешеченные окна, поэтому в комнате было сумрачно. Проморгавшись, Кунта разглядел у стены пятерых чернокожих. Они даже головы не подняли, когда тубобы приковали Кунту и его товарищей за руки и ноги к коротким цепям, вделанным в стены.

Как и все, Кунта сел, уткнувшись подбородком в колени. Голова у него кружилась от всего увиденного, услышанного и унюханного за то время, что они провели вне большого каноэ. Через какое-то время вошел еще один черный. Ни на кого не глядя, он поставил перед каждым миски с водой и едой и быстро ушел. Кунта не был голоден, но горло у него пересохло. Он не удержался и выпил немного – вкус у воды был странный. А после он уставился в окно, забранное решеткой. День уже клонился к вечеру.

Чем дольше они сидели в этой комнате, тем сильнее их охватывал ужас. Кунта чувствовал, что предпочел бы снова оказаться в темном и зловонном трюме большого каноэ – там он хотя бы знал, что ждет его впереди. Когда ночью в комнату заходили тубобы, он съеживался. Он сразу чуял их странный, сильный запах. Но он уже привык к другим запахам – пота, мочи, грязных тел, вони от испражнений скованных людей. Кунта слышал звуки молитв, проклятий и стонов, смешивающихся со звоном цепей.

Неожиданно все звуки стихли. В комнату вошел тубоб с фонарем. За ним в мягком желтоватом свете Кунта увидел другого тубоба, который кнутом гнал еще одного чернокожего. Черный кричал что-то на языке, напоминавшем язык тубобов. Этого тоже приковали к стене, и тубобы ушли. Кунта и его товарищи молчали, слушая жалобные стоны новичка.

Кунта почувствовал, что рассвет близок. И тут в его голове отчетливо прозвучал высокий, резкий голос кинтанго: «Мудрый человек учится у животных». Кунте показалось, что кинтанго сказал это прямо у него над ухом. Он был так потрясен, что мгновенно выпрямился. Не это ли послание от Аллаха? В чем смысл учиться у животных – здесь и сейчас? Он сам подобен животному, попавшему в ловушку. Мысленно он вспомнил животных, которых когда-то видел в ловушке. Иногда им удавалось сбегать. Кому же?

И вдруг ответ стал ему ясен. Из ловушки удавалось сбежать тем животным, которые не метались до изнеможения. Те, кто сбежал, спокойно ждали удобного момента. Они берегли силы до появления охотников, а потом пользовались их легкомыслием, чтобы всем своим существом метнуться навстречу свободе.

Кунта насторожился. Впервые с того времени, когда они сговаривались убить тубобов на большом каноэ, у него появилась какая-то надежда. Разум его кипел: бежать, бежать. Он должен ввести тубобов в заблуждение. Он не должен метаться или драться. Они должны решить, что он лишился последней надежды. Но если ему удастся сбежать, то куда идти? Где спрятаться в этой странной местности? Он знал окрестности Джуффуре, как собственную хижину. Здесь он не знал ничего. Он не знал даже, есть ли у тубобов леса, а если есть, сможет ли он найти в них те знаки, по которым ориентируются охотники. Но Кунта твердил себе, что со всеми трудностями можно будет разобраться потом.

Когда сквозь решетку проникли первые лучи солнца, Кунта наконец-то задремал. Но стоило ему закрыть глаза, как его разбудили – или так ему показалось. Необычные чернокожие принесли емкости с водой и едой. Желудок Кунты скрутило от голода, но пища пахла отвратительно, и он отодвинул миску. Язык у него распух, изо рта воняло. Он попытался сглотнуть слизь, скопившуюся во рту, и сделал это с большим трудом.

Он отрешенно смотрел на своих товарищей с большого каноэ. Все они сидели с оцепеневшим видом, уйдя в себя. Кунта повернул голову и посмотрел на тех пятерых, которые уже находились здесь, когда они пришли. На них была рваная одежда тубобов. Кожа двоих имела светло-коричневый цвет сассо борро. Старейшины говорили, что такие дети рождаются у черных женщин, когда их насилует тубоб. Потом Кунта уставился на новичка, которого притащили ночью. Тот сидел, наклонившись вперед, в его волосах запеклась кровь. Кровью была запачкана и надетая на нем одежда тубобов. Одна рука его была повернута под странным углом, и Кунта понял, что она сломана.

Прошло еще какое-то время, и Кунта наконец заснул – и его снова разбудили, но уже позже. Им снова принесли еду, что-то вроде жидкой каши, которая пахла еще отвратительнее, чем то, что приносили утром. Кунта закрыл глаза, чтобы не видеть этого, но когда почти все его товарищи схватили миски и начали жадно пожирать кашу, он решил, что, может, она не так уж плоха на вкус. Если он хочет сбежать отсюда, ему понадобятся силы. Он должен заставить себя поесть – хотя бы немного. Схватив миску, он поднес ее ко рту, сделал глоток, а потом жадно глотал все, пока каша не кончилась. Преисполненный отвращения к самому себе, он отбросил миску. Его затошнило, но усилием воли он сдержался. Он должен удержать пищу в себе, если хочет выжить.

С того дня Кунта по три раза в день заставлял себя есть ненавистную пищу. Однажды черный, который приносил еду, появился с ведром, щеткой и лопатой, чтобы убраться в комнате. А как-то раз пришли два тубоба со жгучей черной жидкостью, которой они прижигали самые страшные раны на теле чернокожих. Раны поменьше присыпали желтым порошком. Кунта презирал себя за слабость, но не мог не дергаться и не стонать от боли, как все остальные.

Глядя на зарешеченное окно, Кунта насчитал шесть дней и пять ночей. Первые четыре ночи он слышал где-то неподалеку крики женщин. Он узнал голоса женщин с большого каноэ. Ему и его товарищам пришлось сидеть, сгорая от стыда за свою беспомощность – они не могли даже защитить своих женщин, не говоря уж о самих себе. Какие еще ужасы их ожидают?

Почти каждый день в комнату вталкивали странных чернокожих в одежде тубобов и приковывали их к стенам. Скорчившись у стены или свернувшись на полу, они стонали от боли. Их явно только что избивали, и они не знали, где находятся и что будет с ними дальше. На следующий день обычно появлялся какой-то важный тубоб, прижимая кусок ткани к носу. Кто-то из новичков начинал выть от ужаса. Тубоб пинал его и кричал, а потом черного уводили.