Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тем не менее, гарнизон продержался более четырех месяцев. В течение большей части этого времени не было никаких признаков помощи со стороны основной части крестоносной армии. Когда пришло известие о нападении Раймунда, она была рассеяна гарнизонами по десяткам городов и замков, а ее командующий находился в четырехстах милях на севере. Только в первую неделю июня Симон смог собрать свои войска перед Бокером, но к этому времени осаждающие заняли хорошо укрепленные позиции на холме. Они построили стену вокруг западной стороны замка, чтобы он оказался в пределах укрепленной части города. В результате защитники не могли совершать вылазки в ряды осаждающих, а основная часть крестоносной армии не могла подойти достаточно близко, чтобы их деблокировать. Провансальцы не проявили желания покинуть свою сильную позицию и отклонили приглашение Симона к сражению. Поэтому 5 июня крестоносцы встали лагерем, чтобы в свою очередь осадить осаждающих. Это, как заметил Пьер Сернейский, было похоже на осаду всего Прованса, поскольку войска Раймунда успешно снабжались по реке из Авиньона, в то время как армия Симона была вынуждена полагаться на сильно охраняемые продовольственные конвои из Нима и Сен-Жиля. Защитники замка, в это время, уже были вынуждены есть своих лошадей.
IX. Бокер в 1216 году.Крестоносцы предприняли несколько попыток взять стены города штурмом или проломить их камнеметными мангонелями, но каждый раз упорное сопротивление и крутые уступы приводили их к поражению. Провансальцы добились гораздо большего успеха с помощью собственных осадных машин. Изнутри города их требюше постепенно разрушали боевые галереи на гребнях стен крепости. Они построили огромный таран, с помощью которого начали разрушать внешние стены замка. Защитники сопротивлялись с исключительным мужеством, обрушивая на нападавших камни и удушая саперов дымящимися мангалами, спущенными со стен. В какой-то момент им даже удалось захватить голову тарана с помощью своеобразного лассо. Но их моральный дух ослабевал, начались ссоры, а связи с армией Симона не было. Под стенами, в виноградниках города и на оливковых деревьях висели разлагающиеся трупы пленных крестоносцев. На самой высокой башне замка были подняты сигналы отчаяния: сначала черный флаг бедствия, а через несколько дней — пустые корзины и бутылки. Наконец, в середине августа одному из осажденных удалось пробраться через осадные линии южан и сообщить Симону, что гарнизон больше держаться не может. 24 августа Симон согласовал с противником условия капитуляции гарнизона. Защитникам замка разрешили уйти с почестями, забрав с собой оружие и имущество, а Симон удалился со своей армией, оставив Бокер молодому Раймунду.
С таким трудом достигнутый на Вселенском Соборе компромисс был разорван в клочья, но наместник Христа не спешил метать гром и молнии, как многие ожидали. Автор эпической Песни о крестовом походе, страстный приверженец дела южан, считал, что Иннокентий III фактически благословил применение силы Раймундом во время последней аудиенции молодого принца в декабре. Вряд ли можно представить себе такое двуличие в человеке, который так хорошо знал юридические тонкости, как Иннокентий. Но закрыл ли бы, в конечном итоге, Иннокентий глаза на войну в Лангедоке, неизвестно, поскольку 16 июля 1216 года, за месяц до падения Бокера, великий Папа умер в Перудже. Возможно, он так и не узнал о событиях в долине реки Рона, в результате которых Симон де Монфор за два года потерял то, что приобрел за шесть лет. Покойный Папа был быстро забыт. Жак де Витри, который так часто проповедовал крестовый поход в Лангедоке в дни его триумфов, случайно проезжал через Перуджу на следующий день после смерти Иннокентия и увидел его тело лежащим без присмотра в одной из церквей города, лишенное ворами драгоценных одеяний и оставленное обнаженным и гниющим на летней жаре. Кардиналов и куриальных чиновников больше интересовал не почивший Папа, а его преемник, Гонорий III, который при Иннокентии был канцлером и перенял почти всю его политику. Но Гонорий был более мягким человеком, и к моменту своего избрания он был уже очень стар. Ему не хватало яростной энергии, а также политической проницательности его предшественника. Его единственной всепоглощающей амбицией было возвращение святых мест в Палестине, и поэтому большинство других направлений его политики отошли на второй план. Лангедок был для нового Папы раздражающим и отвлекающим фактором. Гонорий мог выслушивать, ругать, поощрять, наставлять, но он не проявлял активного интереса к альбигойцам, пока не стало слишком поздно.
Прошло несколько месяцев, прежде чем значение падения Бокера было по достоинству оценено. Стратегически потеря замка не была катастрофой, но ее психологическое воздействие было весьма значительным. Не последнюю роль в трудностях Симона во время осады Бокера сыграли мятежные настроения, которые усиливались с каждой неделей неудач. На его обозы снабжения постоянно нападали партизаны-южане. Тулуза даже не дождавшись капитуляции Симона под Бокером, вступила в переговоры с Раймундом VI, который набирал солдат в Испании. Симону стоило бы понять, что он не может вести две войны одновременно. Ему пришлось бы либо умиротворять склонных к мятежу горожан Тулузы, либо оставить долину Роны. Вместо этого он обдумывал способы распространения своей власти на Прованс на востоке и на Атлантическое побережье на западе. Блестящие предыдущие победы сделали Симона чрезвычайно высокомерным. Он по-прежнему был полностью убежден, что его судьба находится в руках Бога, и не хотел идти ни на какие компромиссы. Другие были менее уверены в конечном успехе. "Как интересно наблюдать за действиями божественного провидения, — вспоминал впоследствии один юрист инквизиции, — как только крестоносцы забыли законы Христа, с помощью которого была завоевана вся эта земля, и вместо этого стали рабами своих собственных страстей, амбиций и жадности, Господь заставил их испить из чаши Своего гнева"[26]. Безусловно, самым большим достижением молодого Раймунда при осаде Бокера было разрушение морального духа его врага. Та удивительная уверенность в себе, которая стала источником отчаянной храбрости и с помощью которой было завоевано столько территорий вопреки всем трудностям, теперь внезапно испарилась. Отныне среди крестоносцев распространились раздоры и сомнения. Только сам Симон оставался уверенным в себе, и эта самоуверенность привела его к череде катастрофических просчетов.
Первый просчет последовал сразу после поражения при Бокере. Симон убедил себя, что во всех его бедах виноваты жители Тулузы. Кроме того, ему очень не хватало денег на выплату жалованья солдатам. Обе проблемы, решил он, можно преодолеть, заставив Тулузу заплатить за свое предательство. Проскакав со скоростью пятьдесят миль в день через весь Лангедок, он достиг Монжискара 28 августа. На следующий день он был в Тулузе. У ворот его