думать о том, что ты где-то сложил свою бедовую голову. Особенно если учесть, какие слухи до нас доходили вскоре после твоего отъезда.

– Это ты о Париже? – предположил я, усаживаясь за стол. – Верно?

– О нем, о нем, – подтвердил оперативник. – Нашалил ты там изрядно.

– Я сам мухи не обижу. Ты же все знаешь, чего я тебе рассказываю. Но когда меня хотят съесть, то выбор невелик: либо прыгать в котел, либо пускаться в шалости с причинением среднего и тяжелого вреда ближним своим.

– Это не претензия. – Нифонтов отпил кофе. – Сказано к тому, что дальше твои следы потерялись, и это заставляло думать о худшем. Но ты здесь, и, значит, все хорошо.

– Как минимум неплохо. – Я снова залез в рюкзак и достал оттуда зеркальные очки. – Вот и тебе подарок. Фирменная вещь, последний писк моды. Ну и потом, ты же крутой коп. Тебе по штату положены роскошные темные очки зимой и летом.

А вот эта вещица была как раз из коллекции Родьки. Причем она даже куплена не была, он стащил этот аксессуар у какого-то зазевавшегося итальянца в кафе, в Палермо. Ну а я сегодня у него.

– Красивые, – оглядел вещицу Нифонтов. – Зимой их, конечно, не поносишь, к ним тогда надо «дворники» приделывать, чтобы снег сметать, а вот лето на пороге. Спасибо!

– Носи на здоровье, – вполне искренне пожелал ему я. – Ладно, будем считать торжественную часть завершенной. Лучше расскажи, чего нового в столице?

– В столице? – повторил мои последние слова оперативник. – Да все то же, что и раньше. Кто-то хочет жить мирно, кто-то не мыслит себя без убийств, кто-то делает деньги на том, что под запретом, а кто-то скоро отрастит себе уши, как у ослика. Девушка, это я про вас. А имя вам, коли не ошибаюсь, Василиса? Верно?

– Верно, – повернулась к нам юная ведьма, которая невесть как и когда переместилась со своего столика за другой, стоящий совсем рядом с нами. – Друзья называют меня Васька. Но для вас, господин полицейский, я Василиса Михайловна. И никак иначе.

– Василиса Михайловна, я очень не люблю, когда мои приватные беседы с друзьями подслушивают, причем настолько демонстративно и неуклюже, – безукоризненно вежливо произнес Нифонтов. – Еще меньше мне нравится, когда их пытаются записать. Потому выключайте свой смартфон и пересядьте вон в тот угол. Там тоже тенек, и даже ветерок имеется, благодать, да и только. И добрый вам совет: работайте тоньше и изобретательней, иначе вам не то что близ Марфы не удержаться, но и голову на плечах не сберечь. А она у вас вон какая красивая.

Это да. Повторюсь, чудо как хороша девчонка. И глаза шалые донельзя.

– Запомню, – фыркнула Василиса Михайловна. – Даже запишу.

– Покушала? – подошел к ней аджин.

– Еще нет, – ответила ему ведьма.

– Покушала, покушала, – утвердительно проворчал шаурмичник. – Сама не заметила, как все проглотила, да!

И правда, на тарелке уже ничего не было. Исчезла пахлава, которая там секунду назад лежала.

– Так я еще хочу, – захлопала ресницами девушка. – Столько же!

– Не надо тебе, – покачал головой Абрагим. – Сладкого много не кушай днем. Вредно. И ходить надо после еды. Я по телевизору видел, там умная ханум говорила, что если так делать, то жить будешь хорошо и долго.

– И здорово, – добавил Нифонтов. – Ну, или просто жить.

По лицу девушки явно читалось, что хочется ей выдать этой парочке пару дерзких и хлестких фраз, но тем не менее она себя пересилила, изобразила очаровательную улыбку, положила на столик тысячу рублей, фыркнула и, тактично подталкиваемая в спину Абрагимом, вышла из заведения. На пороге, правда, обернулась, глянула на меня и лукаво так подмигнула.

Ой, не приведи бог в такую влюбиться! Все, пропала тогда головушка! Одно хорошо – я как-то и раньше с этим чувством не сильно сталкивался, а теперь и вовсе от него далек. Производные – случаются, а непосредственно то, о чем поэты стихи пишут, осталось где-то там, в выпускных классах и томных сиреневых весенних вечерах.

– При случае надо будет Марфе сказать, что ее девицы совсем страх потеряли, – заметил Нифонтов. – Я все понимаю, у нее сейчас новая кадровая политика, ставка на молодежь, все такое, но прописные истины-то надо свежей поросли втолковывать?

– А прежние куда делись? – заинтересовался я. – Воронецкая, Изольда? Я их помню.

– Да никуда не делись, – передернул плечами Николай. – Воронецкая, правда, давно уже из основы ковена вышла. Сначала по собственной дури в опалу попала, а после ей самой оно ни к чему стало. Выгорела, надо думать, у ведьм такое хоть и нечасто, но случается. Да и другие хлопоты у нее появились, поважнее прежних. А Изольда – это грудастая такая? Так я ее толком и не знаю. Пересекались несколько раз, не более.

– А когда в последний раз ее видел? – уточнил я. – Не помнишь?

– Зимой вроде, – потерев лоб, произнес оперативник. – А тебе зачем?

– Да она мне свидание задолжала. Ну, еще с тех пор. Вот и интересно стало, а не ее ли недавно в Лозовке грохнули?

Глава 13

– А когда, ты говоришь, вернулся? – вопросом на вопрос ответил мне Нифонтов и потер ладонью старый шрам на щеке.

– На этой неделе, – расплывчато ответил я. – А что?

– Да просто в Москве ты пробыл всего ничего, а уже знаешь больше, чем я. Вот как так?

– Все очень просто. Ты, Коля, с одной стороны баррикад стоишь, а я…

– Неужто уже с другой? – совершенно не в своей манере перебил он меня.

– Вовсе нет. Я, Коля, стою непосредственно на баррикаде и одинаково хорошо могу разглядеть как то, что с одной стороны творится, так и то, что с другой происходит. А если непосредственно о заварушке в Лозовке говорить – так все довольно просто. Если ты забыл, то напомню: у меня там дом имеется. Частная недвижимость. К ней прилагается сад, огород, русская печь, чердак и персональный домовой в одном экземпляре. Само собой, я по приезду сразу же туда отправился.