заправлялась колонна из пяти могучих «Уралов». Подозвав шоферов, инспектор задал им вопрос о мотоциклисте — не встречался ли на пути? Нет, никто не видел парня на мотоцикле с коляской. Заинтересовавшись, подошел бензоколонщик, старик с белой бородой и бритой головой, прикрытой тюбетейкой.

— Заправлялся такой йигит, — вмешался он обрадованно, услышав, о чем речь. — Усталый, видно, много проехал. Поехал туда, на Рабат-Даг... — И старик махнул рукой на юго-запад.

Наполнив бак, Чарыев после некоторого раздумья решил погодить с аэропортом — все равно еще рано справляться о том, полный был самолет на Керв или нет, — и решил еще попытать счастья в погоне.

— Саг болсун, яшули! — вежливо попрощался Текебай.

Старик ласково покивал и пожелал счастливого пути.

«Не очень-то он у меня счастливый, — думал Текебай, выруливая на дорогу, указанную стариком. — Только не надо зарываться — не больше сорока километров проеду, а потом — назад. Жудягин, наверное, заждался, я ведь и там нужен».

Снова справа и слева торчали песчаные бугры, но здесь они были почти полностью лишены растительности — подлинные барханы. Примерно на втором или на третьем километре Текебаю показалось, что он различил на обочине дороги свежий след мотоциклетного колеса. Остановившись, он минуты три поползал на коленях по песчаной дороге, пока не убедился, что не ошибся. Сомнений теперь не оставалось: надо преследовать мотоциклиста, даже если это не «брат», а другой человек, который воспользовался его мотоциклом. И Текебай Чарыев, лавируя меж ямами, пробитыми грузовиками, порой помогая мотоциклу ногой, упрямо двигался на юго-запад, уверенный, что сколько бы ни длилась погоня, неизвестный не уйдет.

Не прошло и получаса, как инспектор разглядел впереди темную точку. Дорога, подчиняясь рельефу, ныряла вверх и вниз, и всякий раз, взбираясь на возвышение, Текебай все отчетливее различал темное пятнышко. Наконец пятнышко приобрело очертания мотоцикла с коляской, уткнувшегося в нависший над дорогой песчаный сугроб. Чарыеву показалось, что человека на мотоцикле нет. Когда же в очередной раз дорога вползла на пологую верхушку холма, стало очевидно, что мотоцикл оставлен хозяином. Полог коляски был откинут.

На ходу поправив пистолет, закрепленный на ремне под рубашкой, Чарыев расстегнул кобуру и на малой скорости приблизился к брошенному мотоциклу. Это была довольно-таки подержанная машина марки «М‑72», не слишком ухоженная, с треснувшей передней фарой и обмотанным тряпками сиденьем. Ключей не было, коляска была пуста, и, что удивительно, дно ее было покрыто влажной грязью. Заглушив мотор, Текебай приткнул к обочине свой мотоцикл и взобрался на соседний бархан. Он сразу увидел, что хотел: цепочку глубоких следов, оставленных человеком. Смахнув со лба заливавший глаза пот, инспектор пригляделся: следы уходили вправо и вели к другому бархану, еще более высокому. Они огибали его и... А куда вели дальше, можно было узнать, лишь заглянув за спину красиво изогнутого песчаного бугра.

Инспектор помнил, что у «брата» очкастый метеоролог из Бабали как будто бы видел обрез, и это значило, что меры предосторожности не помешают. Поэтому Чарыев достал из кобуры пистолет и медленно пошел вдоль цепочки ямок. Инспектор был уверен, что если неизвестный прячется где-то поблизости, то он ждет появления человека, только что заглушившего мотор своего мотоцикла.

Когда до подножия большого бархана оставалось около десяти шагов, Чарыев сложил ладони рупором и громко крикнул по-туркменски:

— Там есть кто? Выходи!

Подождал с минуту и снова крикнул:

— Эй, йигит, выходи!

Ответа не было. «А почему он непременно за этим барханом?» — сказал себе Чарыев, однако чутье и опыт подсказывали ему, что если человек хотел спрятаться от солнца и от людей, то он должен быть именно здесь, у подножия высокого холма, где можно найти хоть кусочек тени, если сделать подкоп под гребень. Зачем ему идти дальше, в пески, тем более что другого, большего бугра в окрестностях не было видно?

Держа руку с пистолетом за спиной, инспектор двинулся в обход бархана. Он не успел сделать и двадцати шагов, как увидел торчащий из песка круглый край старого колодца. В том, что он давно высох, Текебай убедился с первого взгляда — хотя бы по тому, что ветер намел желтую мантию до самого сруба. В метре от него торчала лопата, а чуть в стороне — две сухие палки. Выцветший мужской халат, распятый на них, бросал на песок куцую тень, которая едва покрывала голову и плечи лежавшего ничком человека. Белая лохматая папаха была подсунута под подбородок. Чарыев сунул пистолет за пазуху, однако кобуру застегивать не стал.

— Живой ты или нет, йигит? — окликнул он лежащего и только теперь обратил внимание на грязно-серый мешок, которым было покрыто его тело. Подойдя, инспектор понял, что это — пустой бурдюк, по нынешним временам — редкость, ибо даже чабаны предпочитают хранить и возить с собой воду в канистрах.

— Тебе плохо? Или спишь? — спросил Текебай и легонько потряс лежащего за плечо.

В ответ человек тихо застонал.

«Тепловой удар, — подумал Чарыев. — Почему же бурдюк-то пустой?». Он приподнял край бурдюка, чтобы снять его, и сразу увидел, что баранья кожа была пропорота. «Вот отчего сыро в коляске, — догадался инспектор. — Вся вода вылилась, а колодец сухой...».

— Ну-ка посмотрим, что с тобой, — проговорил он деловито и перевернул неподатливое тело на спину.

Человек захрипел и открыл глаза. Давно не бритое, еще молодое лицо, в уголках запавших губ засохли капельки пены, невидящий мутный взгляд... Как выглядит «брат», инспектор знал лишь со слов Огурчинского и все же сразу определил: тот самый.

— Встать можешь?

Парень судорожно глотнул воздух и опять застонал.

— Воды тебе надо. Ладно, не помирай пока. — И Текебай, выпрямившись, потрусил по сыпучей зыби к дороге.

...«Брат» пил жадно, кружку за кружкой, крупными, звучными глотками. Чтоб скорей привести его в чувство, инспектор не пожалел воды — плеснул из канистры на голову и лицо.

— Опомнился? Давай теперь разговаривать, — доброжелательно проговорил Текебай и завинтил пробку. — Садись, удобней будет.

Парень начинал осмысливать ситуацию, но как будто не был ни испуган, ни удивлен.

«Я же без погон, — вспомнил Чарыев. — Откуда ему знать, кто я?».

И, чтобы сразу поставить все на свои места, сказал:

— Я инспектор уголовного розыска Чарыев, догоняю тебя с утра.