разнились. Одни считали, что пришёл час что-то решать, другим перемены были совсем не нужны. Кто-то истосковался по Земле и людям, а кому-то было всё ещё трудно забыть и простить предательство и измену. Афродита пока держала при себе свой главный козырь, хотя разоблачение было уже близко. И тогда либо спасение, либо Тартар.

Олимпийские Боги поменялись своими привычными многовековыми местами. Теперь они располагались по интересам: Афина встала за спиной Геры, Артемида впервые отдалилась от своего брата Аполлона и прильнула к своей мудрой сестре. Гестия вплотную прислонилась к трону верховной царицы, оставаясь при этом стержнем Олимпийского Пантеона и не прекращая регулировать пламя божественных страстей. Только Гефест, как и прежде, остался сидеть у ног верховной царицы. Аид, Посейдон, Аполлон и Арес создали вокруг Афродиты защитный круг. Гермес не сидел на месте: он был скорей за всех, чем против всех, довольствуясь любым положением вещей. Деметра колебалась. Все её мысли занимала Персефона, которая никак не могла покинуть Подземное Царство и вернуться на Землю, которая, несмотря на апрель, продолжала прозябать в холоде. Внимание Олимпийских Богов привлекли внезапно раздавшиеся человеческие голоса. Их было много, очень много, но они звучали как один. Громко, отчётливо, страстно и уверенно. Женские и мужские, они взывали к Богам, самозабвенно выкрикивая в небо имя каждого небожителя. Аполлон подошёл к очагу Гестии и создал из её пламени голубой шар. Все устремили взоры на появившийся в нём остров Дилос. На самой высокой его точке, в полуразрушенном городе, на руинах древнего храма, горел огонь, а вокруг стояли люди, одетые в мантии и туники, в венках и сандалиях. Точно так, как и тогда, во времена правления Зевса. Боги замерли, с интересом вслушиваясь в каждое слово. Древнегреческий язык им был близким, родным и понятным.

–

Мы призываем вас,

О Небесные Боги!

Славные спасители мира!

Бессмертные, кормящие нас защитники!

Храбрые щитоносцы!

Добрые стражи порядка,

Несущие единство, благосклонность и мир

нашему общему сосуществованию!

О Великий Зевс! Преданная Гера! Могучий Посейдон! Плодоносящая Деметра! Добрая Гестия! Мудрая Афина! Доблестный Арес! Вдохновенный Аполлон! Защитница Артемида! Непревзойдённый Гермес! Блистательный Гефест! Прекрасная Афродита!

Возрадуйтесь, о Небесные Боги! Пребудьте с нами, смертными, что любят вас и преклоняются пред вашим могуществом и благосклонностью!

Боги смотрели на людей, а люди взывали к Богам. И это было самым прекрасным моментом за последнюю пару тысячелетий. Зевс поднял свой скипетр к небу и осветил его неоновой молнией. Аполлон взлетел к солнцу и направил на людей тонкие нити золотых лучей. Деметра брызнула каплями тёплого дождя и раскинула над землёй радугу. Гестия разожгла на алтаре огонь, придав ему магическое дивное свечение. Из морской глади показалась стая дельфинов Посейдона. Они радостно выпрыгивали из воды, выделывая в воздухе изящные пируэты. Из леса вышла златорогая лань Артемиды и встала перед ошеломлёнными людьми. Каменистая почва с разбросанными повсюду мраморными глыбами внезапно покрылась цветами, в небо взметнулась стая белых голубей Афродиты. На поляну из ниоткуда приземлился огромный павлин и раскрыл свой тысячеглазый хвост. На одну из уцелевших десятиметровых колонн села большая серая сова Афины. Её огромные круглые глаза выражали всю мудрость и философию Древней Греции.

Люди замерли от восторга и восхищения, их лица озарили счастливые улыбки, на глазах выступили слезы. Раскрыв руки и сердца, они стали петь и танцевать. О таких знаках, поданных Богами, они не могли даже и мечтать!

Голосование стало лишним. Решение Зевса было очевидным.

– Мы возвращаемся! – объявил Громовержец Олимпийцам. – Тот, кто ещё сомневается в необходимости спускаться на Землю, кто чувствует, что не готов, имеет право остаться и подумать. Время в наших руках. Только нам понадобится помощь – мы слишком долго не общались со смертными и не должны подвергать их опасности. Необходимо налаживать связь постепенно, через кого-то, им подобного.

Гера напряглась. Нет, Зевс не посмеет взяться за старое и начать плодить полубогов от смертных женщин.

– Он уже зачат! – воскликнула Афродита.

Все повернулись к молодой Богине, от которой исходил свет. Её глаза сияли, лицо излучало абсолютное счастье. Если совершенная красота имела пределы, то сейчас она достигла их и, переливаясь через край, благоухала сладкими ароматами. Афродита светилась всеми гранями любви: страстной, нежной, отчаянной, всепоглощающей, материнской… Она провела ладонью по слегка округлившемуся животу, в котором билось маленькое сердце.

Громовержец встал с трона и подошёл к молодой Богине:

– Ты далеко зашла в своём произволе, дочка. Почему ты не спросила меня?

– Ты бы не позволил.

– Так и есть. Теперь ты должна понести наказание.

– Да, отец.

– Постой! – крикнул Аполлон. – С ней говорил Оракул. Судьба Земли уже предрешена. Афродита родит полубога, который спасёт мир от грядущей катастрофы. Он победит Хаос!

Глава 30.

Чистилище

Кладбища на Афоне не было. Из-за каменистой породы копать могилы было трудно, поэтому монахи пользовались временными ямами, в которые помещали усопших на три-четыре года. Покойники сменяли друг друга, как только их кости полностью избавлялись от остатков плоти, на что указывала их белизна. Если после вскрытия могилы останки были чистыми, значит, душа покинула тело и отлетела в Рай. И только тогда мощи извлекались, омывались и складывались в деревянный ящик. Отдельно от черепа. Святые головы хранилась на полках как реликвии, с вырезанными на них крестами и именами тех, кому они принадлежали.

Только ни Сапфо, ни Александр об этом не знали.

– Где мы? – в ужасе спросила Сапфо.

В воздухе витал затхлый запах смерти. С многочисленных стеллажей по всему периметру небольшого помещения, в котором они оказались, на них смотрело черными глазницами с полсотни черепов.

Александр подошёл ближе и стал их внимательно разглядывать:

– Интересная коллекция. Смотри, Милочка, вот этому уже больше ста лет, а этого выкопали совсем недавно.

– Ты больной? – Девушка не собиралась делать и шагу, чтобы приблизиться к полкам с монашескими черепами. – И никакая я тебе не Милочка.

Украинец проигнорировал её слова и ещё пристальнее стал вглядываться в останки.

– Слушай, ты, биолог, может, всё-таки пойдём на выход? Музей не вечно будет открыт.

– Остеолог.

– Что?

– Остеология – наука, изучающая костную ткань. А я – врач. Хирург.

– Тем более. Вырезать, как видишь, там уже нечего. Все случаи здесь безнадёжные.

– Да, ты права.

– Ещё бы!

– В смысле, что надо выбираться. Я уже проголодался.

– Глядя на череп? А я вот теперь долго не смогу есть.

– Пошли! – скомандовал Александр, и только они собрались идти к выходу, как вновь услышали шаги. На этот раз совсем близко.

Александр выключил фонарик и, быстро сменив траекторию, прильнул к стене. Сапфо вжалась в щель между стеллажей. В следующее мгновение в хранилище зашли два человека: один – в черной рясе, а другой – в синем плаще.

– Надо полагать, это последнее пожертвование, мой дорогой друг? Вам сейчас самим будет нелегко.

– Поживём – увидим, Панкратий, как Богу будет угодно. Ваше дело – молиться, наше – предоставлять вам для этого все удобства.

– Чем мы и занимаемся непрестанно. Господь тому свидетель.

Монах сунул длинный ключ в щель на одной из полок, и стена повернулась, открыв несколько ячеек. Пересчитав денежные купюры, игумен перетянул их резинкой и положил внутрь рядом с другими внушительными пачками.

– Никос совсем сник, – заметил Панкратий, – надо бы с ним поговорить.

– С ним всё будет нормально, патер, он весь в молитвах.

– Дай-то Бог, дай-то Бог… – задумчиво протянул Панкратий. – Не разочаруй нас, Ставро, нельзя упускать