разница? Герцога-то, резать придется нам, а не этим богатым ублюдкам! Пусть даже и руками отсровных пиратов! К чертям их всех! Поехали в «Розовую чайку»? Там, говорят, какие-то свежие шлюхи появились.

— Ну ты и зверь! Герцогини мало?

— Герцогиня, — веско произнес Ги, — это работа. А свежие шлюхи — это развлечение. К тому же, это последний завоз до открытия навигации. Никто не потащит караван с девками по льду. Не та выгода, как ни крути!

— Померзнут, ну да, — кивнул Пассек. Высунулся из кареты, приоткрыв дверь — внутрь тут же дохнуло холодом, — Панно, давай в «Чайку»!

— Бу сделано, — ответил кучер.

Карета медленно сдвинулась с места. Покатилась, гремя по булыжной мостовой.

— Что ж! Теперь нам остается только ждать.

— Пока доедем?

— Я, скорее думал про весну, но твое предложение тоже весьма логично!

* * *

Лукас грыз перо. Мысли, которых всего квадранс назад было превеликое множество, разбежались стаей перепуганных мышей. А ведь о стольком нужно было упомянуть в отчете Бурхарду, столькое вспомнить!

Только про палонгу и Гусиный остров можно написать здоровенную книгу! А то и две.

Палонгу, тупилаки… Жуткие вещи рассказывали те, кто там побывал. Сам-то Лукас, изрядно обморозившись, провалялся в избе почти две недели, выбираясь только опорожнить поганое ведро. Из острога, естественно, не выходя.

Не увидел того, что там натворили бандиты, назвавшиеся в честь демонов, похищающих детей… Но глаза нескольких выживших уначек были весьма красноречивы. Тот еще ужас!

Женщин переселили в Нугру. Деревню они сожгли сами. Обычай такой, оказывается! Место, мол, осквернено на поколение вперед.

Само сражение. Гибель Керфа с Людоедом и еще полудюжины хороших ребят. И это не считая нескольких унаков! Шаман этот, со своим чудовищным колдовством, которое буквально выдирало из Универсума куски. Повезло, что получилось его прирезать. А то мало ли до чего могло дойти! Выдрал бы так Нугру, оставил где-то в непонятном. Ходи, смотри, что там происходит…

Изморозь покрутил головой — шарф отчаянно колол, но без него тут же начинало першить в горле. Позавчера снова промерз, когда перебегал из склада в дом. Хватило и того мига, чтобы застудиться!

Как оказалось, в середине зимы, теплое течение, которое проходит мимо Архипелага, умирает. И зима, до того выжидающая, приплясывающая от нетерпения, кидается в атаку. И выдает всю свою злобу, накопленную за год. Лютый, смертный мороз длится недолго, две-три недели. Их так и зовут — Холод.

В этому году Холод пришел намного раньше. То ли шаман повредил своим колдовством что-то в движении небесных сфер, то ли просто так получилось. Кто знает…

Изморозь решительно отложил перо и чернильницу. Хлопнул дверцей стола, достав полупустую бутылку. Сноровисто глотнул из горла.

Когда еще придет «Лахтак» с веселым капитаном Клаффом… Они выпьют, поделятся новостями, помянут мертвцов — их ведь даже еще не похоронили, лежат в мертвецком амбаре, чуть ли не вповалку! — загрузят галеру добытым, и неспеша поплывут в Любеч.

Это будет очень не скоро! Времени полно. Пока лед вскроется, пока волны растащат его, чтобы можно было проскочить, не пропоров борта. Пока земля отогреется хоть немного, чтобы не пришлось жечь костров для похорон.

Лукас отхлебнул снова. Чуть не задохнулся от жидкого огня в горле.

Отчет подождет. До весны еще долго.

Глава 34

Лед тронулся

С каждым днем Солнце все чаще и чаще приходило на Архипелаг. Казалось, что мир сошел с ума, и закат приходит за восходом по десять раз на день!

Зато прекратились постоянные ветра, что дули с такой силой, что могли сбить с ног и потащить за собою. Начало теплеть. Тучи обходили Архипелаг стороной. Да что тучи — даже облака перестали заслонять собою солнце. Казалось, небо купается в красках. На всей «южной» половине горизонта пурпур мешался с розовым и темно-синим. «Север» же был то малиновым, то желто-зеленым… Лишь верх небесного купола всегда оставался прозрачно-синим, удивительно напоминая прокаленное и выгоревшее небо над Сиверой.

Вскоре появились первые полыньи. Радостную весть принес безъязыкий Краут, сумевший в несколько скупых движений пантомимы вложить вполне понятный смысл. Чуть ли не вся Нугра сбежалась посмотреть. Даже уначки с Гусиного, и те, привычные вроде бы к холоду и долгой местной зиме, побросали все дела и помчались на берег.

И да, действительно! Чернели водой небольшие проплешинки меж вмерзшими в лед глыбами айсбергов. Наемники пошли в радостный пляс прямо на песке. Скоро! Скоро! Скоро!

Но к вечеру, с северо-востока пришел ледяной ветер. То ли рано радовались, то ли Холод не исчерпал своих запасов вредности. Снова все заморозил, хохоча от радости.

И только Луна, ярким желтым фонарем, висящая над промерзшей пустошью, не давала впасть в отчаяние, даря людям немного света, пусть и отраженного.

На следующий день, над океаном вознеслись столбы морозного тумана, снова налетел ветер. Лукас подумывал, не впасть ли в отчаяние, не повеситься ли — казалось, никогда не дождаться открытой воды.

Спас Кролище. Пришел в капитанскую комнатушку с кувшином бормотухи, двумя уначками, из тех, что помоложе и с твердым убеждением, что паниковать зря — это зря.

— Туман, сам собой не возникает. Ты же все глаза перепортил, что, не читал разве? Туман над водой получается. Иначе — никак. Лед трескается. И снова не замерзает. Лето скоро! Пока далеко, но придет же!

Девушки подтвердили. Одна даже обозвала Лукаса птицей-тупиком, который самых очевидных вещей не знает. И как только на Острова его занесло?

Лукас обижаться не стал — да и смысл? Тупик, он тупик и есть. Зато симпатичный. Клюв, опять же, любому орлу на зависть!

Отмытая в бане Мыйгук тоже оказалась весьма симпатичной. А Кролище с ее подругой, чьего имени Лукас не запомнил, оказались весьма понятливыми. И очень вовремя удалились.

* * *

А на следующий день началось!

Оглушительный грохот буквально вышвырнул Лукаса из постели. Он заскакал на выстуженном полу, барабаня пятками. Тут же запрыгнул на вытертый половик, начал лихорадочно одеваться, матерясь во весь голос. Предательские штанины так и путались силками в ногах.

Мыйгук, продолжая лежать под теплой шкурой, залилась смехом, показывая пальцем.

— Чего ржешь? — наконец справился со штанами Изморозь. — Холодно же! Ночью-то, не смеялась!

Девушка залилась еще громче. Начала изображать перепуганного Лукаса.

— Лед ломаться, каптин. Не Адах огнем говорить. Лед ломаться! Ой, дурной каптин, прям как тупик!

Лукас помотал головой, почесал взлохмаченный затылок — постричься бы… И правда, чего подскочил-то?

— Не каптин, а капитан! — поправил он уначку.

— Хорошо, хорошо, — закивала она, улыбаясь, — как скажешь, каптин!

— Тьфу на тебя, — хмыкнул Изморозь, — басурманка неграмотная!

Со стороны океана продолжал доноситься грохот. И странный шум.

Капитан одел «белуху», затем толстый свитер. Сверху накинул штормовку из парусины. Подумав, положил пояс с кордом на место. Если там действительно начал ломаться лед — а что же еще? — то к чему оружие с собой? Айсберги пугать?

— Придешь, завтрак будем. Будем? Тюленя жарить. Будем?

— Будем! — не стал отказываться Лукас. Тюленятина приелась, но лучше жрать приевщееся, чем глодать камни.

Натянул шапку и выскочил в общий коридор, захлопнув за собой дверь. За ночь и так выстудилось — иней в углах!

Навстречу попался Кролище. Наемник зевал, распахивая пасть, словно голодный сивуч. Глянул с ехидцей.

— С добрым утречком, друг Лукас!

— И тебе не хворать, — ответил встречной любезностью капитан.

— Как прошло? Девка вроде хорошая, добрая.

— Да вроде не прошло, — пожал плечами Изморозь. — Не выгонять же. Я ж тоже добрый.

— Вот и славно, вот и давно пора. А то живешь бобыль бобылем, люди за спиной судачат, мол, весь матрас в дырках, от великого-то ума!

— Ты, блядь, еще к Руису заявись! — хохотнул Лукас, — с этакой новостью!

— Ну его! — скривился Кролище. — Он начнет про свадьбу нудеть, мол, во грехе, и все такое. Ну его! — повторил наемник

— Вот-вот! — поддержал Изморозь товарища.

В целом, отец Руис человеком был неплохим. И в драке полезным, и в хозяйстве. И сеть починить, и гарпун метнуть. Унаки, опять же, ценили и уважали. Но иногда, то ли слепень невидимый кусал батюшку, то ли вожжа под хвост попадала… И начиналось! Проповеди о недопущении, кляузы Дирку и Лукасу на их бойцов, живущих «бляжьим образом в полном грехе. Развели цельные гаремы, ни стыда, ни совести!»

Разумеется, оба командира внимания