По дом ходит, о стол спотыкается, на тарелки наступает. А парня в круге не видит.

Тут петь начала. Тоненько, пронзительно! Как тысяча полевок сразу! Чувствует парень, еще немного, и из ушей кровь пойдет. Бубен достал, ударил в него. Раз, другой!

Мертвячка к потолку аж подпрыгнула. Кинулась на парня, а круг переступить не может. Глаза раскрыла. Смотрит, а не видит — бельма на глазах, слепая стала, как умерла. Руками шарит, головой трясет. Ух, страшно парню стало!

Тут в доме сразу много милков стало. И уньршк дюжина, и вегрров две дюжины, и много дюжин всякой разной сволочи, которым даже имен не придумали, до того гадкие! Даже палонгу явились, уроды двупалые, что детей крадут. Понял парень, что не бывать ему в дареных угодьях. Съедят! Но бежать некуда. Со всех сторон милки! Шагни за круг, разорвут тут же!

Одно хорошо, не видят его! Смотрят, да все мимо! Клыками клацают, а все в пустоту! Когтистыми лапами бьют, да все себя!

Парень в бубен бьет, на крышу смотрит — а там только звезды видны. Долго солнца ждать! Не дождаться!

Тут мертвячка кричит:

— Знаю, тут он! Знаю! Портянки пахнут!

И все милки ей отвечают:

— Здесь он, здесь! Глаза режет!

— Наймалжа позовите!

— Здесь я уже!

Смотрит парень, и понимает, что бырбаанай ему пришел! Стоит в углу страшный милк — как человек, а вместо головы осьминог, всеми восемью руками водит. И этого не съешь — этот сам съест, клюв — как у орла! И присоски с крючками.

Парень нож поудобнее взял, милкам показал. Хороший нож! Длинный, острый!

— Пожил недолго, зато умру быстро, уже хорошо!

Милки на нож посмотрели, на то, как его парень держит. Задумались — а может, они его не видят, а? очень уж нож длинный. Тут Наймалж всеми руками на парня показывает:

— Здесь он, здесь! Ловите его, ешьте его!

Кинулись милки всем скопом на парня. Тот одного кулаком, второго ножом, третьему на ногу наступил, четвертому нос разбил, пятому ухо открутил, шестому на рога бубен надел…

Тут сверху крылья захлопали. Поморник на крышу сел. И как закричит! И тут же в дом луч солнца попал. Милки кинулись кто куда! В окна, в дверь, в очаг, в стены…

Парень моргнул, глаза открыл, а нет никого. Одна только мертвячка на оленьей шкуре лежит. Давно лежит, лишь кости остались. Парень плюнул на нее трижды. Хотел больше, да в горле пересохло…

Вышел из двери, а там ни людей, ни деревни. Только развалины кленами поросшие. Ушли все из деревни, сто лет назад! Не дождались, пока с мертвячкой справится!

Сел парень на пороге, затылок седой чешет и думает, а может, лучше было Наймалжу его съесть? Куда теперь идти, что теперь делать? Эх… Посидел, подумал…

Сто лет прошло? И ладно! Чего лишних лет боятся, когда помнишь те времена, когда унаки с неба спускались, да как глупый калан глину зря переводил.

Засмеялся парень, из затылка воронье перо выдернул, да пошел дальше.

Глава 36

Все рады гостям!

Сиятельный рыцарь Бурхард оказался совсем не таким, как его описывал Керф. О, у мечника нашлось превеликое множество красок! И он их не жалел!

Однако, как Лукасу показалось, посреди огромного зала сидел вовсе не бессердечный истукан, чьи мысли направлены только на поддержание соответствующего порядка согласно действующему законодательству. И расширения сфер влияния этого самого законодательства. О, нет! На простом — разве что спинка в рост — деревянном кресле, сидел смертельно уставший человек, на чьих плечах лежал неподъемный ни для кого иного груз. И лежал смертельно долго. Перед человеком стоял приземистый стол, чем-то похожий на присевшего перед броском медведя. Стол был завален бумагами и пергаментами.

— Господа! — Сиятельный рыцарь поднялся, морщась. Как наяву, Лукасу привиделось, как щелкает в колене, и Изморозь скривился сам, ощутив чужую боль.

— Я рад, что северные рубежи нашего герцогства охраняют столь выдающиеся личности…

Наемники, стоящие кривоватой дугой напротив сиятельного рыцаря, тут же начали переглядываться. Где они, где эти выдающиеся личности?

Кристоф хохотнул. В смехе лязгнуло железо.

— Да, именно вы, господа! Вы, мастер Шнайдер…

Дирк аж подскочил на месте. Задрал белобрысую голову, став повыше. Самую малость.

— Вы, мастер Лапинье!

Кролище затравленно оглянулся, кивнул исподлобья. Его тут же ткнул локтем Краут, заухмылялся гнусно…

— Вы, мастер Краут!

Тут уж Кролище отыгрался, врезав товарищу изо всех сил. Безъязыкий наемник от неожиданного толчка не удержался на скользких гранитных плитах и растянулся по полу, грохоча топором и несколькими ножами — к главному командиру нужно приходить во всей красе, каждый знает!

— Я с рубежа, какой восторг! — нараспев произнес Бурхард и подмигнул Крауту. — Вставайте, мастер, вставайте! Настоящий мужчина должен оказываться на коленях или целуя знамя своей компании или же… А, вам это знать не надо! И любимой женщины нет, и вообще без языка сложно… Сочувствую!

Лукас от взрыва смеха втянул голову в плечи, показалось, что сейчас не выдержат колонны, на макушку свалится высоченный потолок.

— И вы, мастер Лукас. Чтение ваших отчетов вызывает во мне душевные переживания такой силы, что я даже жалею, что вы не женщина! Были бы сущей мечтой!

— Простите, что разочаровал, мастер Бурхард! Это все родители виноваты!

— Отмазался, сволочь! Всегда был смышлен! — хмуро рявкнул Кристоф, тут же снова улыбнувшись.

Наемники снова захохотали. Прыснул и Изморозь. Что ж, уставший старик с лицом трупа, забытого на дороге на пару недель, знал подход к суровым сердцам своих бойцов.

— И вы, все прочие, несомненно, славные и достойные! Среди которых нет ни труса, ни подлеца. Одни только сущие герои!

Северяне прямо таки зашлись в хохоте. От рева полутора десятков мощных глоток по залу пронесся вихрь, чуть не задул свечи на могучей люстре, разворошил пергаменты на столе…

— Ладно, господа! — Бурхард поднял ладонь — та еще лопата, вся в мозолях и шрамах, словно вражий клинок перехватывал. — Все пошутили, все посмеялись. Благодарю за службу, господа!

— Служим Северу и Порядку! — дружно гаркнули наемники. Все, кроме Лукаса. Его, разумеется, не предупредили о том, как надо отвечать.

Бурхард делано потряс головой, ковырнул в ухе…

— А теперь, будем говорить серьезно, подлецы вы этакие…

Полюбовавшись вытянутыми физиономиями, сиятельный рыцарь усмехнулся:

— «Лахтак» пойдет обратно через десять-двенадцать дней. Надеюсь, вам хватит этого времени, чтобы отдохнуть. И да! Мой город мне дорог. Оставьте хотя бы стены!

— Стены — оставим! — дернул головой в коротком поклоне Дирк. Лукас с некоторым опозданием повторил.

— Надеюсь! Густав, проконтролируй, чтобы ребятам выдали все, без проволочек, и сопроводи. Заблудятся еще в наших лабиринтах…

От одной из колонн отклеился незаметный до того человек, невысокий, серый — мимо пройдешь, не заметишь! Всех примет, разве что борода неопрятная, так и торчит.

— Господа! — Густав оглянулся на Бурхарда, но сиятельный рыцарь уже зарылся в ворох пергаментов, чуть ли не с головой. — Прошу за мной! А то, действительно, заблудитесь.

Кролище обиженно зафыркал, намекая, что они-то — ого-го! На Островах слабаки не выживают, и вообще, след за ним не от длинных ножен, а от мужественности!

Однако помощь Густава оказалась очень кстати. Переходы и лестницы изгибались, словно извивы в ракушке больной улитки. Направления сменяли друг друга одно за другим…

— Э, любезный! — дернул проводника за рукав Дирк. — А в чем запара-то? Мы бы вышли, как зашли. На кой тут петли кидать?

— Нельзя! — развел руками Густав. — И рад бы, но никак. Сразу за вами несколько делегаций. Послы, и все такое. Еще подумают, что мастер Кристоф решил их запугать. Хотя, послы-то с Мюр-Лондрона, там привыкшие.

— Нами запугать⁈ — как ни странно, но первым сообразил Рош.

— Ага, — по-простонародному согласился Густав. — Оне, мол, все такие расуфыры фельпердстовые, а тут на них ваши морды каторжные! Несомненно испугаются!

— Вот сейчас обидно было, — удивительно спокойным голосом произнес Пух, неведомо как оказавшийся за спиной повернувшегося Густава, — ты свою-то, видел, утырок?

— Дядя сержант шутит, — ласково, как неразумному дитяте, сказал провожатый, в руке которого тускло мелькнул стилет. —