— Кто? — только и смог спросить пораженный такой внезапностью разведчик.

— Крысы, кто же еще? Ну или гниды казематные, если не повезет.

Дальнейший путь, компания преодолела в полной тишине. Разве что Пух неразборчиво бормотал себе под нос ругательства пополам с проклятьями. Лукас, выбрав момент, треснул ему легкий подзатыльник. Выдумал, блядь, посреди замка с местным цапаться из-за полнейшей ерунды! И плевать, что он один, а лютых темер-нюча — шестнадцать человек. Он местный! Прекратить немедля! И забыть!

Густав же шел, посвистывая на ходу, и улыбаясь. Словно и не буравили спину злые взгляды.

Наконец путь привел в длинный коридор, выложенный диким камнем.

— Вот туда, прямо. Дверку толкнете, и на свободу с чистой совестью.

— А насчет платы-то, к кому? — поинтересовался Лукас. — Премиальные там, отпускные. Обещано!

— Это вам в казначейство, — пояснил Густав. — Как выйдете, сразу направо. Потом, мимо двух кабаков и борделя. Там и упретесь.

— «Мимо кабаков»⁈ — угрожающе повторил Кролище. — А человек ли ты, друг Густав? Или же тварь неведомая, собою человека подменившая? Отвечай, изверг рода нечеловеческого, морда ануначья!

— Был бы тут Руис, уже ебнул бы его по башке своей саблей, — глядя в сторону и ухмыляясь, произнес Рош. Воздух города действовал на стражника удивительно лечебным образом — он начал снова умнеть, словно и не получал по голове булавой…

— Дяди с севера шутят, — гыгыкнул в лицо самую малость побледневшему Густаву Пух, — у нас шутки такие. Северные.

— Намек понял, — дернул бородой провожатый, — был неправ. Приношу, так сказать…

— Вот-вот, чуть было не нарушил прямой приказ прямого командира. Веди за деньгами, а потом будешь оскорбление смывать.

— Кровью? — криво усмехнулся Густав. — Так я один, а вас, вон, сколько, на всех и по стакану не будет.

— Пивом тогда. Ты тут местный, с тобой проще.

Густав бросил сожалеющий взгляд за спину. Дернул кадыком.

— А хрен с вами, господа северяне! Знаю я тут одно место! Там девки «циркуль» делают! Офигенно!

— Это как?

— Вот там и узнаешь! Лишь бы места хватило… Тут прям паломничество какое-то, со всего Севера корабли идут, пернуть негде!

С этим Лукас был согласен — бухту прямо-таки переполняли хольки, северные галеры и другие суда, названия которых он и выговорить не мог.

Разумеется, до места с офигительными «циркулями» — чтобы это не значило — компания туда так и не добралась. Несмотря на попытки Густава. Он там, похоже, имел долю — очень уж настойчиво уговаривал новых товарищей.

Но не срослось. Сперва зависли у казначея. Тот, подлец, убыл на обед. Явился, к счастью, быстро — только-только успели у стены выложить основу для будущего костра. Злой, как сто чертей! Мстительно начал отсчитывать монеты по одной. Медью!

К его же счастью, Густав, сообразив, что идет дело к небольшому бунту, выставил всех из комнаты, оставшись с финансистом наедине. Через несколько минут, кривясь и дергая покрасневшим ухом, казначей быстро выдал положеное…

Затем — в банк. Тут уж Дирк взял командование в свои руки! Не хватало еще пропить зарплату вверенного личного состава! Полнейшее свинство будет! Оказалось, что у Нугры есть свой счет. Так сказать, общий для излишков. Ну и для перевода зарплаты погибших. У каждого наемника тоже имелся. Кроме, конечно же, новоприбывших.

Сдав новичков ухающему от счастья приказчику, компания старожилов нагло дула пиво у кабака за углом — внутрь пробиться не получилось из-за тесноты, пока над новичками изощренно изгалялись. Однако в лице Лукаса банковские встретили достойного соперника! Тот, в первый миг сбитый с толку «фьючерсами», «процентными ставками» и прочими «опционами», ринулся в контратаку, размахивая нестыковками в договоре и нечитаемым мелким шрифтом. Расстались почти друзьями.

В итоге, когда все денежные злоключения кончились, на дворе царила непроглядная темень. Лишь кое-где тускло светились забранные ставнями окошки, больше похожие на бойницы.

— И куда нам идти?

— Куда кривая мильвесской мечты выведет, — загадочно ответил Густав и решительно нырнул в черноту переулков, — за мной!

* * *

Лукас с трудом разлепил правый глаз. Затем — левый. Ничего не видно… Темнота! Только воняет китовым жиром и чем-то еще…

— Ослеп, что ли… — испугался Изморозь, пытаясь нащупать лицо. Пальцы путались в тонкой ткани.

— Еще чего, — раздался насмешливый девичий голос, — ослеп он! Осторожнее надо трусами швыряться! И уж никак не в лампы метить! Ебака грозный! Чуть не сгорели мы с тобой!

— Чего… — протянул Лукас. В памяти замелькали цветные картинки.

Кролище бежит по улице, путаясь в полуспущенных штанах и визжит «Девчонки!». За ним, на четвереньках, скачет по лужам Рош, то и дело подвывая. Дирк, хлебающий пиво из двух кувшинчиков сразу. Густав, орущий какую-то песню, похоже, что очень похабную…

Кто идет под знаменем?

Красный крокодил!

Хей! Хей! Хей!

Все сожрем, всех убьем

Кого надо — отъебем!

Надо же, выдумать херню такую! Крокодилы какие-то… Красные, почему-то. И со знаменами? Флаг компании… Точно! Надо к знаменщикам зайти! Обоссать им там все! И зарезать кого-нибудь! Но потом… В голове всплыла знакомая вывеска. Под нею — знакомая дверь. Из которой выбегают радостные шлюхи, с криками «Вернулся! Вернулся!»… А потом… Что было потом⁈

— Что, отшибло-то голову? — вопросила невидимая девушка. Нашарила руку Лукаса теплой мягкой ладошкой. — Держи, для поправки-то!

Изморозь ощутил в руке кувшинчик. Жадно начал хлебать, обливаясь холодным пивом.

— Спасибо, рыбка!

— Ну хоть так! — засмеялась из темноты. — Имя не помнишь, и ладно. Я-то тебя не забуду! Это важнее!

— А что вчера было?

— Весело! — захихикала девушка. Отобрала пустой кувшин, мягко, но настойчиво уложила Лукаса обратно на подушку. — С ванной, вот вообще отпадно вышло!

—…С ванной?

— Ага! Вы же одну сначала в окно выкинули! «Потому что мы можем!» — похоже, что она копировала гнусные интонации пьяного в хлам Кролища. — Полетела, только дзынькнула!

— А вторая? — осторожно уточнил Лукас. Глаза немного привыкли к темноте. Стал виден квадрат окна, за которым начал разгораться рассвет.

— А во вторую вы вина налили. Хотели пива сперва нацедить, и лошадь искупать, но потом поругались, и решили, что в вине смешнее. Ну и лошадь на второй этаж затащить не сумели. И начали сами там плескаться голяком.

— Друг с другом⁈ — ужаснулся студент, представив себя в одной ванне с Кролищем или тем же Рошем. Позор же какой…

— Вы ж не с гор спустились, чтобы мужчина с мужчиной в одной ванне плескались, — фыркнула девушка, — нас тягали. Все простыни теперь в разводах, как на бойне! Мамушка повесится утром, как увидит!

— Пиздец какой… — протянул Лукас, покачал головой. — Нихрена не помню!

— Ничего, — невидимка легла рядом, обожгла горячим дыханием. — У нас с тобой времени бесконечно много! Ты же никуда не спешишь?

Даже если и была запланирована на утро какая-то спешка, Лукас про нее забыл. Да и занятие поважнее нашлось. И поприятнее.

Глава 37

Великие дела ждут!

Второй раз Лукас проснулся, когда солнце уже встало над островерхими крышами домов. Наглые лучи забрались в комнату сквозь незанавешенное окно. Пробежали по дощатому полу. Обогнули разлитое вино, шарахнулись в ужасе от простыни — вся в красных пятнах, как не испугаться? Забрались на постель. И мстительно прыгнули на лицо, отыгрываясь за пережитый испуг.

Изморозь заворочался, вяло отмахиваясь от настырного света. Бесполезно!

— Ссука, — прошипел он. — Ненавижу…

Натянул было одеяло на голову. Но тут завозилась спящая рядом девушка. Потянула на себя край.

— Да ну еб вашу мать! — каркнул Лукас и смирился с поражением. Все против него! Сволочи! Бездушные гады и подонки! Ненавижу! Пойду и в сарае на балке повешусь! Вот встану и пойду!..

— Ты там чего ругаешься? — сонно проговорила девушка.

Изморозь повернул голову.

Волосы его ночной гостьи (или не гостья, если сам выбрал? А выбрал ли?) были выкрашены в два цвета. Прядь ярко-синяя, прядь — золотистая. Сердце перестукнуло не в ритме. Лукас раскрыл рот, напоминая сам себе рыбу, выброшенную резким рывком удилища на берег.

— Да еб вашу мать, — повторил он обречено. — За что мне все это…

— Что не так-то? — мгновенно насторожилась шлюха.

— Волосы…

— Что, «волосы»? — девушка запустила пальцы в развороченную за ночь прическу, пропустила сине-золотистую завесу сквозь ладони. Улыбнулась призывно.

— Цвет, чтоб его… — во рту стало горько-горько. Захотелось выпить. И как можно