По пути вниз я ненадолго задерживаюсь в ванной и смотрюсь в зеркало. Щеки еще красные, и, возможно, мне это только кажется, но мои губы кажутся более яркими и полными, чем обычно. Я прижимаю ладони к щекам и смотрю на свое отражение. Мои глаза прямо-таки светятся, на губах блуждает улыбка. Я выгляжу намного счастливее, чем сегодня утром. И это только благодаря Кево. И я почти забыла, что на меня недавно напали и я чуть не умерла.

Но только почти.

Когда немного позже прихожу в гостиную, все уже в сборе. Взгляд автоматически летит к Кево, который прислонился к подоконнику и смотрит на меня так пристально, что мне впору обмахиваться веером. Я коротко поднимаю руку в знак приветствия, беру газировку из холодильника и сажусь рядом с Анатолием на диван.

– Ну что, все уладили? – спрашивает Кэт, как только я сажусь. Она смотрит на меня, потом на Кево, который кивает.

– Да, – с нервным смешком отвечаю я. – Все в порядке. Я не собираюсь вцепляться ему в глотку или что-то в этом роде.

– Приятно слышать, – сухо замечает Кево.

– Значит, мы снова можем сосредоточиться на важном? – Кэт говорит строгим тоном учительницы, оглядывая комнату. – Нам есть о чем поговорить. И в доме почти не осталось еды.

Я сглатываю. Совсем забыла об этом. Из-за нападения и всего, что произошло после, у меня совершенно выпало из головы, что у нашего маленького похода в супермаркет была определенная цель. И хотя я была без сознания, не думаю, чтобы Кево мог притащить домой меня и тележку с покупками.

– В тот магазин нам больше нельзя, – вмешиваюсь я, бросив короткий взгляд на Кево, который кивком соглашается со мной. – По крайней мере, мне и Кево точно. Те двое повстанцев, которые напали на нас, совсем не шутили.

– Вопрос в том, сколько они знали на самом деле, – задумчиво говорит Анатолий. – Кево говорил, что они упоминали награду?

– Да. Награду за мою голову, если быть точной.

– Неудивительно, хотя и несколько драматично, – говорит Зара. Она ухмыляется, когда я раздраженно поднимаю брови. – Весь сезонный мир ищет тебя. То, что кто-то будет платить деньги за то, чтобы заполучить тебя в свои руки, довольно очевидно, не так ли?

– Думаешь, это дедушка?

Зара наклоняет голову, задумывается.

– Возможно. Однако я не думаю, что он будет работать с повстанцами. Особенно с настоящими членами Ванитас. Поэтому я скорее предположила бы, что это твой отец.

Я морщусь:

– Не называй его так.

– Как бы то ни было, – перебивает нас Анатолий, – если все дело в тебе, возможно, они понятия не имеют, кто еще с тобой. Конечно, Кево теперь тоже на свободе, но остальных они могут и не узнать.

– И мы действительно готовы пойти на такой риск? – спрашиваю я с сомнением в голосе. – Не хочу разыгрывать драму, но эти двое были плохими. Я никогда не испытывала ничего подобного, она как будто была… не знаю, в моей голове.

Кэт смотрит на меня:

– Что ты имеешь в виду?

– Я почти уверена, что на самом деле она не причинила мне вреда, – пытаюсь объяснить я. – Ты тоже так сказал, Анатолий. Но мне было безумно больно. Она как будто посеяла эти чувства в моей голове.

Я вздрагиваю, и Кево встает и подходит ко мне. Он не прикасается ко мне, просто садится рядом на спинку дивана и скрещивает руки на груди. Молчаливая уверенность в том, что он на моей стороне.

Этот жест, конечно же, не ускользает от его сестры. Кэт поднимает брови, но, к счастью, ничего не говорит.

– Мы должны рискнуть, – наконец нарушает молчание Анатолий. – Двое из нас пойдут в магазин снова, принесут еду. Желательно столько, чтобы нам, пока мы здесь, больше не пришлось никуда выезжать. И из дома будем выходить только в случае крайней необходимости.

– А потом? – спрашиваю я нашу группу. – Еда – это хорошо и прекрасно, но каковы наши дальнейшие планы?

– Нужно больше людей, – мрачно отвечает Кево. – Что бы мы ни запланировали, нас слишком мало. Нам нужны люди, которым мы можем доверять. Которые точно не продадутся твоему отцу или его людям.

– Кеннет сейчас в Осло, – вмешивается Анатолий. Когда я вопросительно смотрю на него, он добавляет: – Ты видела его в Гетеборге. Он пришел нам на помощь, до того как ты сбежала.

Я знаю, о ком он говорит. Когда дом в Гетеборге был взорван, Кэт ушла за помощью и вернулась с парнем, который довольно эффектно расправился с нападавшими. До сих пор помню, как в тот момент подумала, что он наверняка очень силен.

– И мы можем ему доверять?

– Он помог нам связаться с Матео, – пожимает плечами Кэт. – Мы знаем его довольно давно, потому что он тоже из Дома Ванитас. Теоретически он может предать нас, но будет чертовски трудно найти союзников, с которыми риск будет исключен. Если честно, за пределами этой комнаты нет никого, в ком бы я не стала сомневаться.

Я вздыхаю:

– Значит, мы снова должны пойти на риск?

– У нас нет выбора, – говорит Кево, и его голос внезапно приобретает решительный тон. – Пусть Кеннет свяжется с Матео. Нужно поговорить с ним, может, и он захочет помочь.

Анатолий кивает:

– Да, и нужно еще раз съездить в Крингсше осмотреться. Знаешь, Кево, дом, в котором тебя держали. Может, они его еще используют. Сейчас это лучший шанс добраться до них.

– Если мой отец там, то и амулет наверняка тоже, – уверенно говорю я. – Или по крайней мере там будут люди, которые знают, где он находится. Это лучше, чем сидеть и ждать, что решение нам подадут на блюдечке.

Кево встает и подходит к кухонной стойке, где лежит пакетик с салями, о котором я почти забыла. Молча берет его и кладет мне на колени, после чего возвращается на свое место на подоконнике.

– Я поспрашиваю. Если поблизости есть крупный штаб повстанцев, кто-то должен об этом знать. Может быть, кто-то из мятежников захочет предоставить нам какую-то информацию.

– А потом? – спрашивает Зара, на удивление сдержанно. Я всегда считала кузину шумной и властной, но сейчас она ведет себя на удивление пассивно. – Что, если мы найдем союзников? Что будем делать тогда?

– Мы навестим моего отца, – говорю я, пожимая плечами, когда Кево удивленно смотрит на меня. – Я знаю, что ты с радостью завернул бы меня в пупырчатую пленку и спрятал в подвале, но мы должны действовать. Лучше вчера, чем сегодня. Не только из-за этой войны, но и из-за людей, которые замерзают и