на него жаловаться? Достать Ричарда – руки коротки. Пусть уж тогда «небеса свершают правый суд; когда настанет срок, они обрушат возмездие на головы злодеев».

Однако у герцогини иной подход, и с позицией Ганта она категорически не согласна.

– Томас же был твоим родным братом! Как ты можешь спокойно жить, зная, что убийца остался безнаказанным? Неужели в тебе нет ни капли гнева? Неужели ты не любил своего брата? Если ты безропотно, как овца, снесешь убийство Томаса, ты тем самым покажешь убийце, что и с тобой можно поступить точно так же. «Терпение к лицу простолюдинам, у благородных это значит – трусость». Ты должен отомстить за смерть брата!

– Король – наместник Бога на земле, – возражает Гант. – Пусть Бог с ним и разбирается, «а я поднять руки на божьего избранника не смею».

– Значит, мне никто не поможет? – стонет герцогиня.

– Бог поможет, он всегда защищает вдов, – уклончиво отвечает Джон Гант.

– На это вся надежда, – грустно говорит Элеонора. – Скоро на поединке все встанет на свои места. Я верю, что твой сын, доблестный Херифорд, убьет гнусного Маубрея. Прощай!

– Прощай, сестра. Мне тоже пора ехать в Ковентри.

Ковентри – это город, где назначен поединок. Для справки замечу, что первая сцена должна была иметь место в самом начале 1398 года, примерно в январе, поединок же был назначен на сентябрь (день святого Ламберта празднуется 17 сентября). Все это полностью соответствует историческим фактам.

Герцогиня вроде бы уже попрощалась и собралась уходить, но, оказывается, она еще не все сказала.

Герцогиня Глостерская и Джон Гант. Художник John Gilbert, гравер Dalziel Brothers, 1865.

– Еще два слова… Никак не могу остановиться в своем горе… Передай поклон брату Йорку… Что-то еще хотела сказать, но забыла… А, вспомнила: пусть Йорк меня навестит. Хотя нет, не надо, у меня там теперь пусто, все разорено. Просто передай ему от меня привет, а приезжать не надо. Поеду домой и буду плакать там до самой смерти.

Уходят.

Напоминаю, если кто уже забыл: Эдмунд Йорк – четвертый (считая по выжившим) сын Эдуарда Третьего, родной брат Джона Гонта и покойного Томаса Вудстока.

А герцогиня как в воду глядела: после такого удара судьбы долго не прожила, скончалась в следующем году в возрасте всего тридцати трех лет.

Сцена 3

Равнина в окрестностях Ковентри. Арена для поединка. На возвышении трон

Входят лорд-маршал, Омерль и герольды.

Кто такой Омерль? Это Эдуард Норвичский, старший сын Эдмунда Лэнгли, герцога Йоркского, о котором в предыдущей сцене как раз и вспоминала Элеонора де Богун, привет ему передавала. Эдуард родился в 1373 году, к моменту исторического поединка ему исполнилось 25 лет. Помимо прочих титулов имел и титул герцога Альбемарля (иногда произносится, как у Шекспира, Омерль). Этот молодой человек был одним из любимчиков Ричарда Второго.

– Милорд Омерль, Херифорд готов к поединку? – спрашивает лорд-маршал.

– Готов, ждет во всеоружии.

– Хорошо. Норфолк появится, когда бросивший вызов противник подаст сигнал.

– Отлично, – говорит Омерль. – Как только прибудет его величество – можем начинать бой.

Трубы. Входят король Ричард, Гант, Буши, Бегот, Грин и другие. Король садится на трон, остальные занимают свои места. Звучит труба, ей отвечает другая труба за сценой. Входит Норфолк в полном вооружении; ему предшествует герольд.

Разбираемся, кто тут кем является.

Джон Буши (год рождения неизвестен) – английский рыцарь, один из фаворитов Ричарда Второго. Судя по имеющимся в хрониках сведениям, он был постарше короля, потому что в 1384 году уже служил под началом Джона Гонта. Одно время (в 1388 году) поддерживал мятежных лордов-апеллянтов, потом переметнулся на сторону короля, испросил помилование и изо всех сил выслуживался перед Ричардом.

Сэр Генри Грин родился примерно в 1347 году (точная дата неизвестна), был депутатом Палаты общин и одним из трех постоянных советников короля Ричарда. К моменту событий ему, соответственно, 51 год. То есть не мальчик уже.

Бегот – это сэр Уильям Бэгот, английский рыцарь, землевладелец. Есть не очень точная информация о том, что он участвовал в выступлении лордов-апеллянтов во главе с Томасом Вудстоком и графом Арунделом, но ко времени описываемых событий сэр Бэгот уже был одним из самых доверенных советников Ричарда Второго. Иными словами, если он и участвовал в том мятеже, то потом одумался и перешел на более безопасную политическую платформу.

Король приказывает лорду-маршалу:

– Задайте вопрос: кто этот рыцарь и какую правду пришел доказывать оружием. Пусть, как положено по обычаю, даст клятву, что собирается защищать правое дело.

Лорд-маршал выполняет указание и громко задает ритуальные вопросы.

Норфолк представляется и заявляет, что пришел сразиться с Херифордом, чтобы доказать, «что Херифорд повинен в измене богу, королю и мне. Пусть небо мне поможет в правом деле».

Звук трубы. Входит Болингброк в полном вооружении; ему предшествует герольд.

Начинается та же волынка: Ричард приказывает лорду-маршалу задать вопросы, тот, в свою очередь, повторяет слово в слово то же, что говорил Норфолку.

Болингброк тоже представляется и заявляет, что собирается доказывать вину герцога Норфолка, который «повинен в мерзостной измене богу, и государю своему, и мне. Пусть в правом деле мне поможет небо!» В общем, разница, как видим, невелика.

Лорд-маршал предупреждает присутствующих, что выход на поле боя запрещен всем, кроме него самого и стражей, назначенных следить за ходом поединка. Надо думать, стражи в данном случае это что-то вроде секундантов.

Болингброк просит лорда-маршала позволить приблизиться к королю и поцеловать ему ручку:

– Мы с Маубреем оба можем погибнуть. Нам хотелось бы попрощаться с родными и близкими, пожелать им счастья.

Звучит как-то подозрительно-лизоблюдски: с одной стороны, припасть к царственной ручке, продемонстрировать подобострастие; с другой – напомнить о разнице в положении. Ему-то, Генриху Болингброку, сам король Ричард родней приходится! А вот у Маубрея нет повода подойти к монарху.

Лорд-маршал передает просьбу королю.

– Я сам спущусь и обниму его, – делает широкий жест Ричард. – Кузен, если ты прав в споре, то я желаю тебе успеха в поединке. Все-таки в нас течет одна кровь, и если ты погибнешь, мне останется только скорбеть.

– Если я погибну, не горюйте обо мне, – говорит Генрих. – Прощаюсь с вами, государь, и с вами тоже, кузен Омерль. Я спокоен перед лицом смерти. Теперь я должен проститься с отцом.

И обращается к Ганту с такими выспренными речами, что их даже пересказать трудно. Короче, молись за меня и благослови, а уж я постараюсь не опозорить твое славное имя. Гант