рассматривались. Анечка из бухгалтерии неоднократно об этом сокрушалась! И продолжала сокрушаться как минимум раз в неделю.

В один из дней к графу Вяземскому пришел Владислав Викторович Смирницкий. Смуглый как выходец каганата, темные волосы и нереально светло-серые глаза. На смуглом лице они очень выделялись. Видела я его в первый раз, но теперь-то точно запомню на всю оставшуюся жизнь. Такой эффектный мужчина! Пожалуй, если бы двоюродный брат Ярослава Александровича, Виктор Вяземский-Рюмин решил с ним посостязаться в количестве разбитых женских сердец — проиграл бы напрочь.

Но меня Владислав Смирницкий заинтересовал по другой причине. Его имя было в списке из 5 человек, которые имели допуск в кабинет графа Вяземского в любое время дня и ночи без предварительного уведомления. Учитывая, что первыми в списке были: император, наследник и непосредственный начальник главного управления имперской жандармерии барон Артемий Георгиевич Онежский. Кстати, с главой управления я пока еще не сталкивалась напрямую, хотя, как он выглядит — конечно знала. На нем была вся административная деятельность и борьба с преступностью на территории всей империи. Кроме преступлений против императорской семьи. По ним как раз работала наша небольшая (относительно небольшая) служба.

— Добрый день.

— Добрый день, господин…

Я поняла, что лучше оставлять такую паузу, чем спрашивать: «А кто вы?» или более официальное «Как вас представить?». Глядя на некоторых посетителей иногда хотелось сказать: «Не видели вас сто лет и не видеть бы еще столько же», но к счастью такие уникумы попадаются редко.

— Владислав Смирницкий.

— Проходите, Ярослав Александрович один.

Благо список из 5 человек помнила наизусть. Удалось удержаться от того, чтобы похлопать глазами в стиле Анечки и спросить: «Да, ладно? Точно вы?». Хотя и хотелось.

Получив вызов в кабинет шефа буквально через пять минут после того, как туда зашел этот посетитель. Решила захватить чайник, несколько сортов чая, кофе, сахар и сливки. Если меня так быстро вызывают, значит, скорее всего, решили попить чай. Поэтому достаем из холодильной камеры сливки и несем практически всегда готовый поднос. Что бегать по два раза?

— Спасибо, Ариадна. Владислав, чай будешь?

— Лучше кофе. Без сахара, но со сливками.

Быстро сделала кофе и собралась уходить.

— Владислав, Ариадна — именно та девушка, о которой я тебе говорил.

А?

Они меня обсуждали? Хорошо, что поднос стоял на столике. Жалко было бы выкидывать печенье, если бы я перевернула его на пол от удивления.

— Я готов рассмотреть этот вопрос. Даже если не смогу заняться этим делом сам, то могу посоветовать компетентного человека.

О чем-речь-то???? Видимо мой удивленный взгляд и абсолютно круглые глаза наряду с молчанием и немного пыхтением (ладно частым и громким дыханием…) сподвигнули Вяземского на объяснения.

— Присаживайтесь, Ариадна. Я знаю, что после дня рождения вы планируете самостоятельно вступить в наследство Чернышевых-Бельских?

— Да. Насколько позволяют юридические ограничения. Все же до 20 лет я не имею полного доступа к своему наследству. Просто боюсь, что с моим опекуном к двадцати годам, мне просто нечего будет наследовать.

— Очень разумно для столь юной девушки, — Владислав улыбнулся и взял свой кофе.

— Владислав Викторович — лучший управляющий, которого я знаю. Я попросил его заняться вашим наследством Ариадна. Вы не против?

А? Управляющий? Я конечно планировала искать нового, поскольку не доверяю тому, кого поставил мой опекун. Но собиралась делать это после того, как получу на руки решение суда. А тут… Если бы кто другой посоветовал, я бы, наверное, взяла паузу, потянула время, собрала информацию… Хотя один способ для быстрых решений у меня все же есть…

— Владислав Викторович, можно вашу руку, пожалуйста?

Нереально красивые мужские глаза округлились, а зрачок закрасил черным цветом всю радужку.

— Зачем?

Смирницкий поглядел на абсолютно спокойного Вяземского.

— Все в порядке. Для нее это важно.

Удивленный, но успокоившийся Смирницкий протянул мне руку ладонью вверх. Кладу свою ладошку, закрываю глаза и вижу, как мы подписываем договор о сотрудничестве в конторе у Штольца, следующий момент: мы потом идем по какой-то территории, зимой. Я подскользнулась, он меня подхватывает, что-то говорит, я смеюсь…

Вяземский считает его лучшим… Рилли посылает мне волну поддержки.

— Я — за. Просто на данный момент я не представляю, какую заработную плату я могу предложить… Ведь я даже не знаю, сколько опекун платит нынешнему управляющему.

— Сколько бы он не платил, я готов остановиться на этой сумме. Если после изучения всех документов, я приду к выводу, что это помешает моей работе по основному месту работы, я дам кандидатуру надежного профессионала. Согласны?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Согласна.

Интересно, а где у него там основное место работы?

— Я сам свяжусь с вашим поверенным. Можете дать его координаты?

— Конечно.

Вот и пригодилась визитка Штольца, за которой пришлось возвращаться в приемную.

Так у меня появился управляющий, увидев которого, пришедшая звать меня на обед Анечка, онемела, потом десять минут молчала (что для нее нереально долго), а потом всю оставшуюся часть обеда про него выспрашивала.

Смирницкий, конечно, красавец, но Ярослав Александрович ему не уступает, защищала я шефа перед лицом нашей небольшой женской компании. Хотя не думаю, что моя защита ему нужна…

***

Штольц передал через квартирную хозяйку записку о необходимости встретится. А так как Алексей Бехерев все также встречал и провожал меня на работу и домой, пришлось иди к Вяземскому. Брать на торжественное открытие меня он все так же отказывался, хотя с этой просьбой я подходила к нему как минимум один раз в день. Сначала он повторил свое решение-отказ удивленно, на второй день — раздраженно, а на третий — просто улыбнулся и ничего не ответил. Только его улыбка, полностью уверенного в себе и в том, что он делает, мужчины выбила меня из себя больше, чем явный отказ.

Если есть отказ — то можно попробовать переубедить, заставить, как-то повлиять. А на эту теплую заботливую улыбку ответить было нечем. Совсем нечем. А если что и было, то я просто пока не знаю — что.

Поэтому, что ожидать от беседы по поводу освобождения Бехерева от ежеутренней и ежевечерней повинности меня сопровождать — я не знала. С другой стороны, единственный, кому была выгодна слежка за мной — это опекун. Но что-то мне подсказывает, что после встречи с шефом он пересмотрит свои планы, а то, что встреча имела отношения ко мне — я была уверена. Зря что ли он меня из приемной выставил?

Думаю, опекун-то уж точно, а Никки — возможно, итак уже знали где я работаю, потому что документы на самостоятельное управление Штольц подал ровно