Но десять лет назад – может быть, больше, точно он не помнил – Сэди заварила ему чай с каким-то особенным привкусом и купленный в особенном магазине и спросила, нравится ли ему, и он ответил, что очень нравится, и вот теперь этот чай был на столе – он поджидал Саймона всякий раз, когда тот являлся с визитом.

– Осторожно, еще горячий.

На холодильнике цвета пожелтевшей слоновой кости висел помесячный календарь с однотипными фотографиями, изображающими горные и речные пейзажи. Некогда банки раздавали клиентам подобные календари бесплатно. Может быть, и сейчас раздают. Неизвестно, где их берет Сэди.

Саймон смотрел на этот календарь, этот простой старомодный планировщик текущих и будущих событий.

Он почти всегда так делал, когда приходил сюда. Просто смотрел на квадратики числом тридцать или тридцать один (да, и числом двадцать восемь или двадцать девять для февраля). Большинство квадратиков (почти все) были пустые – ни отметок, ни записей. Просто белые. Но вот на квадратике с шестым числом каждого месяца шариковой ручкой было нацарапано: «Дантист, 2 часа дня». И каждый второй понедельник был обведен кружком – день сдачи утилизируемых отходов. И еще на втором вторнике каждого месяца ярко-красным маркером большими жирными буквами было написано одно слово:

САЙМОН!

Да, его имя. С восклицательным знаком. А ставить восклицательные знаки было совсем не в характере Сэди Лоуэнстайн.

Такие дела.

В первый раз он увидел эту надпись – свое имя красными буквами и с восклицательным знаком – на календаре, который висел на этом же самом холодильнике, восемь лет назад, когда обсуждал с ней проблему сокращения частоты своих визитов, потому что, честное слово, настало время, когда ее вложения и издержки в общем и целом урегулированы, и нет такой уж необходимости приезжать каждый месяц. Все проблемы можно решить по телефону, причем даже не с ним лично, а с его подчиненным, или, в самом крайнем случае, все можно утрясти во время ежеквартальных визитов.

Но потом Саймон случайно бросил взгляд на холодильник и увидел на календаре свое имя.

Он рассказал об этом Ингрид. Он рассказал об этом и Ивонне. Живущих поблизости родственников у Сэди не было. Друзья либо переехали, либо отошли в мир иной. Так что эти его визиты для нее кое-что значили, для нее очень важно было сидеть с ним за старым кухонным столом, за которым некогда с ней сидела вся ее семья, прихлебывать чай и наблюдать, как Саймон просматривает бумаги.

Да и для него это тоже кое-что значило.

Саймон никогда не пропускал своих визитов к Сэди. Ни разу.

Если бы он сегодня отменил этот визит, Ингрид была бы очень недовольна. Поэтому он сейчас здесь.

Саймон смог открыть ее портфолио у себя в ноутбуке. Просмотрел данные о нескольких вкладах, но фактически все это было излишне.

– Саймон, вы помните наш старый магазинчик?

Сэди с Фрэнком некогда были владельцами небольшого магазина канцелярских товаров в центре города, там продавались ручки, бумага, работал ксерокс, изготавливали визитные карточки.

– Конечно, – ответил он.

– Вы не были там в последнее время?

– Нет. Там ведь сейчас магазин одежды, верно?

– Был. Продавали все эти шмотки в обтяжку для подростков. Я еще называла его «Все для шлюх», помните?

– Да, помню.

– Я понимаю, это не очень хорошо. Я хочу сказать, видели бы вы меня в мои лучшие годы. Я ведь была красавицей, Саймон.

– Да вы и сейчас такая.

Она пренебрежительно отмахнулась.

– Да перестаньте вы. Впрочем, я тогда уже знала, как подчеркнуть свои формы, если вы понимаете, о чем я. Я такие штучки надевала, что папа закатывал настоящую истерику. – На губах ее расцвела мечтательная улыбка. – Фрэнк на меня сразу запал, уж можете мне поверить. Бедный мальчик. Как увидел меня в бикини на пляже в Рокуэй-Бич – все, у него не было никаких шансов устоять.

Она повернула голову и одарила его улыбкой. Он улыбнулся в ответ.

– В любом случае, – продолжала Сэди, и ее ностальгическая улыбка угасла, – этот магазин одежды для проституток закрылся. Теперь там ресторан. Угадайте, какая там еда?

– Какая же?

Она сделала глубокую затяжку, и лицо ее изменилось, будто она увидела, что на ее линолеум написала собачка.

– Азиатский фьюжн, – выпалила она.

– Ого!

– Что это, черт возьми, значит? Фьюжн – это что теперь, страна?

– Вряд ли.

– Азиатский фьюжн. И называется ресторан – «Мешугас»[35].

– Да? Странно звучит для названия.

– В общем, как-то так. Хотят привлечь нас своей экзотикой. – Она покачала головой. – Азиатский фьюжн… Нет, ну в самом деле, Саймон. – Она вздохнула и повертела в пальцах сигарету. – Ну так что у вас случилось?

– Простите?

– Что у вас не так?

– Ничего.

– Вы что, думаете, я мешуга?

– Вы говорите со мной на фьюжн?

– Очень смешно. Как только вы вошли, я сразу все поняла. Так что у вас случилось?

– Долгая история.

Она откинулась на спинку стула, посмотрела налево, потом направо и снова на него.

– Вы думаете, у меня сейчас куча дел?

Он чуть было не рассказал ей все. Сэди смотрела на него мудрым и полным сочувствия взглядом, она жаждала его откровенности и с большим удовольствием выслушает его рассказ и будет готова оказать ему, как минимум, моральную поддержку.

Но он не стал этого делать.

И дело было не в том, что это его личная проблема. Дело в его жизненной позиции. Саймон – ее консультант в финансовых вопросах. Он мог бы поговорить с ней о тонкостях воспитания детей, подробностях жизни его семьи. Но не в такой ситуации. Его проблемы – это его проблемы, а не проблемы его клиента.

– Что-то случилось с кем-то из ваших детей, – сказала Сэди.

– С чего вы взяли?

– Когда сама теряешь ребенка… – Сэди замолчала и пожала плечами. – Одно из побочных явлений тут – нечто вроде шестого чувства. И потом, в самом деле, что может быть еще? Ладно, так у кого из детей проблемы?

– У старшей, – просто сказал он, потому что так сказать было легче всего.

– Пейдж. Ладно, я не буду у вас ничего выпытывать.

– Вы не выпытываете.

– Саймон, можно, я дам вам один маленький совет?

– Конечно.

– То есть это как раз то, чем занимаетесь вы, верно? Даете советы. Приходите сюда и советуете, как правильно распорядиться моими деньгами. Ведь что касается денег, вы человек компетентный. Моя же компетентность в том… короче, я всегда знала, что Барри – гей. Это для меня было очень странно. Идентичные близнецы. Росли и воспитывались в одном доме. Барри всегда сидел вот на этом месте, где вы сейчас. Это было его место. А Грэг рядом с ним. Но насколько я помню, с самого раннего возраста они были разные. Все буквально с ума сходят, когда я говорю, что Барри с самого первого дня был, ну не знаю, более колоритным, что ли. Все говорят, это вовсе не значит, что ты гей. Но я-то знаю, что права. Мои мальчики были идентичные – и все же разные. Если знаешь обоих с самого раннего возраста, тебе не нужно гадать, который из них гей… не стесняйтесь, можете говорить, что все это штампы. Барри любил модно одеваться, любил театр. А Грэг увлекался бейсболом и автомобилями. То есть я практически растила детей, которые подпадают под стереотипы.