Северянин хотел бы, чтобы мертвое тело наставника упокоилось в земле, было с почестями погребено под красными вишневыми деревьями в полном цвету. Тогда на свете осталось бы хоть какое-то место памяти, куда он мог бы приходить и тосковать по ушедшему за последнюю межу. Там, в этом сокровенном месте, было бы красиво и тихо. Он опускал бы в землю хрупкие вишневые саженцы, и те вырастали бы на смену отжившим своё деревьям… там, как и в прежние времена, они были бы с Учителем только вдвоем.

Но сделать так, как он хотел, было нельзя — должно было придерживаться старых традиций Лианора, колыбели лучших среди людей, откуда был родом Учитель. Его светлость мессир Элирий Лестер Лар редко делился воспоминаниями о Лианоре, но эта драгоценная земля, страна великих душ, была у Совершенного в крови; страна высшей радости, где шли дожди из цветов.

На родине Яниэра, в северных землях Материка, тела умерших принято было предавать земле, в южных — огню, и только наследники великого народа мореходов традиционно препоручали своих мертвецов воде. Там, на великолепном острове блаженства, в краю вечной весны не было место тоске, и северянин должен был с уважением принять этот обычай: отпускать и не скорбеть. Бескрайние морские просторы исцеляют даже глубочайшие душевные раны — так верили на Лианоре. И, почтительно следуя странной чужой вере, он отдал мертвое тело морю, не оставив себе ничего, кроме памяти. Тело Учителя в погребальных одеждах сакрального цвета циан — он отдал его волнам, отпустил в терпеливые объятия океана.

Тогда, на лодке, полной солнца, до рези в глазах вглядываясь в бесконечную синюю гладь, Первый ученик мог только кусать губы от боли и бессилия. Перекатывая тугие буруны вод, море глухо бормотало что-то ласково-утешительное, но, глядя в пустые волны, Яниэр не мог утешиться ни в этот день, ни в последующие. Тоску, мучительную, словно жажду, не получилось утолить даже всей морской водой мира: океан оказался горьким на вкус. И даже холодная красота родных мест, куда он возвратился после падения Ром-Белиата, не смогла до конца развеять его печаль.

Если тело отдано морю — душа может переродиться. Так верили на Лианоре. И, словно подтверждая мудрость народа мореходов, душа Учителя действительно снова здесь. Но цена… цена возвращения из небытия оказалась непомерно высока — затмение солнца и черный мор, убивающий невинных вот уже сотни лет.

Всё на свете имеет свою цену. Самое сложное — примириться с этой ценой. В жизни множество удовольствий, но очень мало того, за что стоит платить по полной, того, что действительно стоит своей цены. А подлинные ценности и вовсе редко продаются.

Конечно, жизнь мессира Элирия Лестера Лара представляла собою наивысшую ценность. Он — светоч первоогня, хранитель истинного цвета, носитель благословения небожителей. Признаться, Яниэр был очень рад вновь видеть перед собою наставника, который воспитывал его с шести лет. Но, насильственным путем дважды лишив жизни легендарного Красного Феникса Лианора, в глупости своей они обратили благословение в проклятие, навлекли на Материк гнев небес.

И чем обернется для мира новое возрождение Учителя? Кто будет платить новую цену?..

Вслух Яниэр ничего не сказал.

— В обмен на то, что он не тронет тебя в твоей норе? — презрительно закончил за Первого ученика Элирий.

— Чтобы повторить ритуал призыва, — перевел тему северянин, — Элиар направил все усилия на совершенствование в запрещенных техниках. В результате он оказался абсолютно не готов к возвращению болезни. Бенну сейчас очень страдает от захлестнувшей Вечный город новой волны черного мора.

— Сочувствую вашим тяготам, — развел руками Красный Феникс. — В них тоже виноват я? Или вы превратились в чудовищ по своей собственной воле?

Он посмотрел на ученика как-то особенно пристально, и этого краткого взгляда оказалось более, чем достаточно: Совершенный вложил в него всё, что удалось скопить по крохам за краткие дни после возрождения. Всю силу древней крови, что успела вызреть и проявиться, понемногу просачиваясь наружу сквозь неплотно наложенное вервие. Алые искры цвета распустились в циановых глазах, как красные лотосы. Воистину, гипнотический блеск этих искр кого угодно заставил бы нервничать: если дать взору Красного Феникса проникнуть внутрь, вырваться из по-змеиному цепкого капкана ментального контроля было практически невозможно — даже великому жрецу.

Очнувшись, глава храма Лунного Солнца обнаружил себя связанным и с кляпом во рту. Ментальный удар! От дикой боли в голове Яниэр полностью утратил способность воспринимать окружающее. Взглядом Совершенного, который северянин неосмотрительно пустил в себя, сознание было расколото надвое, как грозовое небо — молнией. Наконец, спустя вечность или одно мгновение, — счет времени также был нарушен, — Первый ученик сумел приоткрыть глаза и блуждающим расфокусированным взглядом обвел вокруг, словно бы ничего не видя.

— В этот раз вы играете со мной в поддавки, и очень зря, — усмехнулся Элирий. — За долгие годы вы позабыли, что ваш Учитель никогда не проигрывает.

Прежде Красный Феникс был известен тем, что мог вдребезги разнести ментальную защиту любого уровня. Похоже, Первый ученик не мог предположить, что силы Учителя восстановились настолько. И разве не скован он вервием бесцветия, наложенным самим Великим Иерофантом?

Однако, по правде говоря, сил этих катастрофически недоставало. Элирий хотел бы провести полноценное дознание и досконально выяснить всё, что скрывает память Первого ученика, но пока, увы, это было неосуществимо.

Мысли Яниэра утратили связность, мышцы онемели, и вот уже несколько минут северянин просто таращился на Учителя, как глупая рыба, не в силах произнести ни слова. Находясь под контролем боевой техники ментального контроля, молча смотрел в до боли знакомые, холодные глаза изменчивого цвета морской воды, пока наставник резал ему запястье.

— Проклятье, Яниэр, по какому праву тебя называют Первым учеником? — рассерженно бросил Элирий. — Твоя кровь не может растворить запирающие печати волчонка.

Увы, всё было так: кровь северянина не сняла печати вервия, как он рассчитывал. Это означало, что Второй ученик по силе крови превосходит Первого. Надо сказать, превосходит совсем ненамного: частично печати всё же были разрушены, частично — ослаблены. Отдельные сдерживающие путы вервия продолжали давить на него, хоть основные и были сняты.

Учитель улыбнулся. Он сбросил опостылевшую уже маску смирения и снова был самим собою — надменный, насмешливый, уверенный, в глазах — колкий морской лед и неизменное превосходство. Вечный облик Красного Феникса Лианора полностью проявился в нем.

— Элиар растил это тело, как растят корову на убой, — наклонившись к голубоглазому дитя севера, с улыбкой прошептал Элирий на ухо ученику. — Он не позволял никому и пальцем прикоснуться к несчастному, ведь предложенный небесам должен быть чист. Даже пыль под ногтями может осквернить жертву, и она не будет принята небожителями. Что уж говорить о том, что я