С трудом оторвав себя от стены, Немировский двинулся в проем двери, как жертва, которую отправили на съедение дракону. Он с трудом перешагнул порог, сделал шаг внутрь и отпрянул, прижавшись к портьере, оформлявшей вход. Пушкин вошел следом и захлопнул дверь. От резкого звука Немировский вздрогнул и схватился за сердце. Страх держал его на коротком поводке. Он рассматривал номер – все, что попадалось на глаза, только больше пугало.

– Ч-ч… что это? – запинаясь, проговорил он, указывая на меловой пентакль на полу. Огарок черной свечи еще стоял на полу. Прочие были снесены суматохой, когда приводили в чувство Кирьякова.

– Именно это хотел у вас спросить, – ответил Пушкин.

– Я… Откуда я… Не знаю… Не понимаю, – язык плохо слушался Немировского. В таком состоянии толку от него было мало.

Пушкин зашел в меловой круг, показывая беспомощность и колдовских чар, и родовых проклятий, и всяких призраков. Беспомощность перед разумом. И математикой. Ну и сыскной полицией, разумеется.

– Ваш брат, Григорий Филиппович, провел здесь ритуал, – сказал Пушкин, оглядываясь и невольно проверяя: не появилось ли чего-то нового.

Твердость и спокойствие чиновника полиции оказали целительное действие. Виктор Филиппович немного успокоился. Взгляд его стал осмысленным.

– Ритуал? Какой ритуал?

– Ритуал снятия проклятий. По методике средневековых магов. Нарисовал мелом пентакль, разместил по концам лучей каббалистические символы и черные свечи. Зарезал петуха и выпустил его кровь. Сам же был в кальсонах и сорочке в центре пентакля на коленях.

– Гриша?! – проговорил Виктор Филиппович с таким изумлением, будто не ждал от брата подобной лихости. – Он сам все это сделал? Петуха зарезал?

– Не похоже на привычки вашего брата?

Немировский окончательно оправился. Страх был побежден. Он сделал несколько шагов к пентаклю, но не решился пересечь меловую черту.

– Гришка крови боялся, не то что петуха зарезать. Значит, провел все-таки ритуал. Решился…

– Намекал вам на это или говорил прямо?

– Говорил, что нашел средство избежать проклятия. Научился ворожить или что-то такое. Я не верил, думал, просто так болтает. А он… Какой молодец. – Тут Виктору Филипповичу в голову пришла мысль, которая стала для него откровением. – Позвольте, но если Гриша провел ритуал, выходит, проклятие снято? Почему же мне записка от него пришла?

На такие вопросы сыскная полиция отвечать не может.

– Ваш брат не говорил, что ему кто-то обещал помощь в магии?

Виктор Филиппович отрицательно мотнул головой.

– Не знаю, Гриша ничего толком не говорил, все намеками.

– Намеки на конкретную личность?

– Не знаю. Ничего не знаю…

– Кто из знакомых вашего брата имеет инициалы «А.К.»?

Тяжелой голове нелегко справляться с работой мысли. Немировский тужился. Но так никого и не смог вспомнить.

– Не припомню таких людей, никто не подходит. Чем вызван ваш интерес?

– Вечером девятнадцатого декабря у Григория Филипповича была назначена встреча с господином, носящим эти инициалы.

– Господин Пушкин, позволите вопрос не из любопытства?

Ему позволили.

– Отчего же Гришка умер? Не справился с… с призраком?

Из спальни раздался звук, будто треснула половица. Или сломалась сухая ветка. Немировский охнул и схватился руками за шею, словно невидимые руки душили его. Страх вернулся с новой силой.

В счастливую случайность Пушкин не верил: застукать убийцу, который прятался за кроватью и случайно выдал себя, – так не бывает. Но проверить надо. Он вынул из кармана револьвер Немировского и вошел в спальню. Постельное белье и трюмо были не тронуты. Заглянул в платяной шкаф и на всякий случай под кровать. Призрака не было. Делать здесь было нечего.

Немировский от напряжения кусал кулак.

– Кто там? – сдавленно проговорил он.

– Старая древесина, треск рассыхающейся мебели, – ответил Пушкин, пряча оружие, и продолжил как ни в чем не бывало: – Хотели знать, отчего умер ваш брат?

– Да, да… Конечно.

– Его отравили.

Виктор Филиппович ждал, что будет продолжение, но оно не последовало.

– Как отравили? – растерянно проговорил он.

– Дали лекарство, которое ему категорически запретил врач.

– Дигиталис?! Но это глупость! – Немировский откровенно возмутился. – Все прекрасно знали, что ему запрещен дигиталис. И сам он никогда бы не прикоснулся. Этого не может быть.

– Факт отравления установлен доктором Городского участка. Ваш брат выпил огромную порцию лекарства.

Немировский растерянно развел руками.

– Но как?! Зачем?! Откуда у него взялся дигиталис?!

– Эти вопросы не будем обсуждать, – сказал Пушкин. – Сейчас важнее другой: почему вы так боялись этого номера?

Ударение на «вы» было сделано слишком явно. Виктор Филиппович опять попал в затруднительное положение.

– Должны знать, что тут произошло, – ответил он, подбирая слова.

– Я – знаю. Откуда вы знаете, что здесь двадцать лет назад ваш отец убил цыганку?

– Так ведь… Это же… Давно… Известно…

– Иными словами, ваш отец рассказывал детям об убийстве, хвастался им и даже точно указывал номер в «Славянском базаре»? Как же так? Вроде бы семья узнала о семейном проклятии два месяца назад?

Виктор Филиппович понял, что попал в западню.

– Отец ни словом не обмолвился, – проговорил он. – Мы узнали про эту историю из письма, что Гришка раскопал.

– Там был указан точный номер гостиницы?

– Нет… Разумеется… Нет…

– Тогда откуда знаете его?

Вот теперь приперли окончательно. Деваться некуда.

– Гришка рассказал.

– А ему откуда стало известно?

– Не знаю. Слово чести – не знаю! – Немировский даже приложил ладонь к сердцу. – А я не подумал уточнить. Говорил: четвертый нумер, самый лучший в «Славянском базаре». Где все началось, там все и кончится.

– Знали, что Григорий Филиппович был здесь в ночь с воскресенья на понедельник?

– Нет! – чуть не выкрикнул Виктор Филиппович. – Не знал! А если бы знал… Он на утро праздничный завтрак назначил. И не пришел…

Пушкин не отступал.

– Разве не заглядывали к брату в тот вечер?

– Зачем мне?

– Например, вон тот стол подвинуть. – Пушкин указал на мебель, так и стоявшую не на месте.

– И в мыслях не было!

– Таким образом, вы признаете, что вечером девятнадцатого декабря были в этой гостинице.