В то же время боковым зрением Маркиз заметил в глубине площадкикакое-то движение и, переведя туда взгляд, разглядел взбегающего по лестничнойплощадке Ковбоя, которого он хорошо запомнил по кровавым событиям возле гаражейна проспекте Просвещения. Следом за своим стремительным шефом мчались ещечетверо бойцов, на ходу вытаскивая стволы.

Мужчина с конским хвостом обернулся на звук, увиделнападающих и витиевато выругался.

— Крутым себя считаешь, да? — выкрикнул,приближаясь, Ковбой и лязгнул предохранителем револьвера. — Думал, уйдешьот меня?

Женщина обернулась на его голос, яростно взвизгнула ибросилась на Лолу, отступившую уже к самому краю. Лола потеряла равновесие,судорожно вцепилась в свою противницу и дернула ее на себя. Та снова вскрикнула— на этот раз от страха, а не от ярости — и, потеряв опору под ногами, рухнулавниз…

Леня, летящий в воздухе на конце троса, поравнялся с краемплощадки в ту самую секунду, когда Лола, с широко раскрытыми от ужаса глазамибалансировала на самом краю пропасти.

Он подхватил свою подругу, взяв ее поперек туловища, иприжал к себе изо всех сил. Стрела подъемного крана плавно развернулась, уносяих из опасной зоны. Краем глаза Леня успел заметить, как длинноволосый выхватилиз-за пазухи пистолет и выстрелил в самоуверенного Ковбоя, смертельно ранив, итут же его самого изрешетили пулями подбежавшие бойцы…

Крановщик, в точности выполняя Ленину инструкцию, перенес ихчерез заброшенную стройплощадку и мягко опустил на землю возле густых кустов,где Маркиз оставил свою машину.

Лола едва держалась на ногах. Она была бледнее полотна, всядрожала, по щекам ее ползли слезы. Леня ласково погладил ее по волосам, усадилв машину и как можно скорее выехал на шоссе, чтобы затеряться в потокетранспорта, пока кто-нибудь из выживших не вздумал устроить за ними погоню.Только тогда, придерживая руль левой рукой, правой он достал из «бардачка»плоскую фляжку с коньяком и влил хорошую порцию в трясущиеся Долины губы.

Лола заплакала, но порозовела и перестала дрожать.

Она прижалась к Лениному плечу и проговорила сквозь слезы:

— Неужели это никогда не кончится?

— Все уже кончилось, — ответил Леня, ласково обнявее, — теперь уже почти все кончилось…

И, понизив голос, так чтобы Лола его не услышала, онзакончил:

— Осталось самое главное…

Маркиз подозвал официанта и попросил:

— Пожалуйста, передайте господину за угловым столикомбутылку "Шато Пюи Дюкассо 1978 года. Я видел его в вашей карте вин.

Официант почтительно кивнул, в глазах его появилось уважениек истинному ценителю:

— Прекрасный выбор.

Через несколько минут он снова подошел к Лениному столику ивежливо проговорил:

— Господин за угловым столиком очень просит васприсоединиться к нему.

Если вы не против, я принесу туда ваш заказ.

Леня встал и направился к угловому столу.

Вальяжный мужчина с выразительным лицом и вьющимися чернымис сединой волосами, с залысиной, вежливо приподнялся ему навстречу ипроговорил:

— Вино, которое вы прислали мне, не годится пить водиночестве. Это прекрасный благородный напиток достойно хорошего тоста ихорошей застольной беседы.

Прошу вас присоединиться ко мне. Знаток, который мог выбратьтакое вино, не может не быть достойным собеседником.

— Благодарю вас, — Леня улыбнулся, — ипростите меня, если я показался вам навязчивым. Просто, случайно увидев, что вызаказали паштет из голубиной печени с вымоченным в ликере изюмом и баранину срозмарином и миндалем, я не смог удержаться: «Шато Пюи Дюкасс» как нельзя болееподходит к такому изысканному обеду.

— Вы меня удивляете! — Мужчина посмотрел на Леню сеще большим интересом. — Такое глубокое кулинарное чутье редко встречаетсяв наше время!

Может быть, вы работаете в ресторанном бизнесе? Или высомелье — специалист по винам?

— Нет, — Леня снова улыбнулся своемусобеседнику, — разрешите представиться: меня зовут Леонид, я занимаюсь..,информационными технологиями, а хорошая кухня и тонкие вина — это всего лишьмое увлечение.

— Аветик, — представился в ответ мужчина, —для меня хорошая кухня — это профессия, я работаю поваром.., у одного оченьвидного человека.

Естественно, Леня прекрасно знал, с кем он сидит за однимстолом, он немало сил и времени потратил на то, чтобы здесь сидеть.

Аветик Асланян, личный повар Владимира Лазоревского, какмногие первоклассные повара, любил в свой выходной день пообедать в хорошемресторане, чтобы отведать блюда своих коллег и почувствовать уважениеокружающих, удовольствие, какое испытываешь, когда вокруг тебя суетятсявышколенные официанты.

В Петербурге, куда он приехал вместе со своим хозяином, онвыбрал ресторан «Старая усадьба», где отменно готовили блюда французской иевропейской кухни и подавали к ним исключительные вина.

Леня навел справки везде, где только можно, и узнал этотмаленький секрет знаменитого повара, благодаря чему и был сейчас с ним за однимстолом.

— Разрешите поднять этот бокал за солнце юга, котороенапоило своим светом благородную лозу, которое превратилось в золотой соквинограда, в прекрасное вино!

За солнце юга — солнце Франции, солнце Кавказа, солнце вашейродной Армении!

Леня поднял бокал и с легким звоном прикоснулся к бокалусвоего собеседника.

Аветик благодарно улыбнулся и пригубил вино, проговорив:

— Хорошие слова! Достойные этого вина!

— Цавэ танем! — закончил Маркиз известнымармянским тостом. — Твои невзгоды — мне!

Аветик ничего не ответил, но в уголке темного глаза чутьзаметно блеснула слеза.

— Вы бывали в Армении, Леонид? — с глубокимчувством проговорил он после долгого молчания.

— Давно, лет пятнадцать назад…

Я был в Ереване, в Гегарте, в Гарни… Прекрасная страна…

— Прекрасная страна… — как эхо, повторил Аветик, —я уехал оттуда больше двадцати лет назад и так с тех пор и не выбрался народину… А теперь уж, наверное, и не соберусь.., я стар…

— Что вы! — искренне возмутился Маркиз. — Выв самом прекрасном возрасте, проживете еще много лет и непременно побываете вАрмении.

— Человек, у которого я работаю, очень привык к моейкухне, он не хочет отпускать меня больше чем на день, говорит, что только ямогу кормить его по-человечески, а другие повара его просто отравят…

— Это приятно, — проговорил Маркиз, снова наполняябокал Аветика, — вы должны гордиться…