Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы должны были это сделать. Без этого нельзя. Ее нужно было предупредить, и предупреждение должно было исходить от вас.
– Я вам не верю! – кричу я, еще сильнее ударяя его о стену. – Зачем я вообще вам доверял!
– Сынок, ты уж поставь меня на пол.
Я отпускаю его, и он судорожно вдыхает несколько раз, прежде чем ответить:
– Я не лгал тебе, Уорнер, ей нужно было узнать правду. Узнай Джульетта от других, она бы вас не простила. А теперь, по крайней мере, со временем… – он закашлялся, – может, и простит. Это ваш единственный шанс обрести счастье.
– Что? – Я опускаю руку. – С каких пор вас заботит мое счастье?
Касл долго молчит, растирая горло и глядя на меня. Наконец он отвечает:
– Думаешь, я не знаю, что отец с тобой сделал? Через что он заставил тебя пройти?
Теперь уже отшатываюсь я.
– Думаешь, я не знаю твою историю, сынок? Думаешь, я впустил бы тебя в мой мир, укрыл среди нас, если бы считал, что ты способен нам навредить?
Я тяжело дышу, вдруг смутившись и чувствуя себя беззащитным.
– Вы ничего обо мне не знаете, – возражаю я, зная, что лгу.
Касл улыбается, но заметно, что ему обидно.
– Ты еще мальчик, Уорнер, – тихо говорит он, – тебе только девятнадцать лет, ты об этом все время забываешь. У тебя нет опыта, ты не понимаешь, что уцелел чудом. Впереди у тебя вся жизнь, – он вздыхает. – Я пытался объяснить то же самое Кенджи, но он такой же упрямец…
– У нас с ним нет ничего общего!
– Ты знаешь, что ты на год моложе его?
– Возраст не имеет значения, почти все мои солдаты старше меня!
Касл смеется.
– Вы, ребята, слишком много выстрадали, – говорит он, качая головой. – У вас у каждого своя трагедия. Неуравновешенные, неустоявшиеся характеры… Я всегда хотел помочь, как-то поправить, улучшить мир для вас, молодых.
– Можете отправляться спасать мир куда-нибудь еще, – парирую я. – Нянчитесь с Кишимото как вам заблагорассудится, но я не ваш подопечный. Мне ваша жалость не нужна.
Касл только наклоняет голову.
– Тебе не избежать моей жалости, Уорнер.
У меня сжимаются челюсти.
– Вы, мальчишки, – взгляд Касла на минуту становится далеким, отсутствующим, – напоминаете мне моих собственных сыновей.
Я молчу.
– У вас есть дети?
– Да, – и я ощущаю от Касла волну страшной боли, когда он договаривает: – Были.
Я невольно отступаю на несколько шагов, чтобы уйти от шквала чужих эмоций, и смотрю на него с удивлением и любопытством. С сочувствием.
– Эй!
При звуках голоса Назиры я резко оборачиваюсь. Она стоит с Хайдером, и вид у них мрачный.
– В чем дело? – спрашиваю я.
– Нужно поговорить, – она бросает взгляд на Касла. – Вас зовут Касл?
Тот кивает.
– Я знаю, что вы дока в этих делах, Касл, поэтому мне и вас придется посвятить в дело, – Назира обводит пальцем круг в воздухе, обозначив всю нашу тесную компанию: – Нам нужно поговорить, и немедленно.
Странная штука – не знать покоя. Сознавать, что куда ни пойди, тебе не скрыться. Что угроза боли всегда на волосок от тебя. Я не нахожусь в безопасности, даже запертая в этих четырех стенах, я никогда не была в безопасности, выходя из дома, и не чувствовала себя в безопасности все четырнадцать лет, прожитых дома. Лечебница убивает людей каждый день, мир уже научили бояться меня, и мой дом мало чем отличается от лечебницы – отец запирал меня в комнате на ночь, а мать кричала, что я адское отродье, которое она вынуждена растить.
Она часто говорила о моем лице.
В нем есть нечто этакое, повторяла она, чего она не выносит. Что-то в глазах, в том, как я на нее смотрю, в самом факте моего существования. Она твердила мне не смотреть на нее. Она всегда кричала мне это. Будто я могу на нее напасть. «Перестань на меня смотреть, – кричала она, – сейчас же перестань!»
Однажды она сунула мою руку в огонь. Просто чтобы посмотреть, обгорит она или нет, объяснила она. Проверить, нормальная ли это человеческая рука или нет, сказала она.
Мне тогда было 6 лет.
Я это помню, потому что это был день моего рождения.
– Ничего, – говорю я, когда Кенджи возникает у меня на пороге.
– Чего – ничего? – Кенджи успевает поставить ногу в дверь и протиснуться в комнату. – Что происходит?
– Ничего, я ни с кем из вас не хочу говорить. Уходи, пожалуйста. Или катись к черту, мне дела нет.
Кенджи потрясен, будто получил пощечину.
– Ты что? Ты это серьезно?
– Меньше чем через час мы с Назирой идем на симпозиум. Мне нужно подготовиться.
– Что случилось? Что с тобой, Джей? Что творится?
Я поворачиваюсь к нему:
– Со мной что творится? А ты будто не знаешь?
Кенджи проводит рукой по волосам.
– Ну, я слышал, конечно, что случилось у вас с Уорнером, но я же только что видел, как вы целовались в коридоре, так что я не знаю, что и думать…
– Он лгал мне, Кенджи, лгал с самого начала. О многом лгал. Как и Касл. Как и ты…
– Чего? – он хватает меня за локоть, когда я отворачиваюсь. – Я тебе ни в чем не солгал! Меня не приплетай! Я к этому вообще не имею отношения! Черт, да я еще не решил, что сказать Каслу за то, что ни разу мне ни полслова…
Я замираю со сжатыми кулаками. Поднявшийся гнев лопается, уступая место внезапной надежде.
– Ты к этому непричастен? – переспрашиваю я. – Касл тебя не посвятил?
– Я понятия не имел об этом безумии, пока Уорнер вчера не поделился.
Я колеблюсь. Кенджи закатывает глаза.
– Как мне тебе доверять? – спрашиваю я тоненьким голосом, совсем как у ребенка. – Все мне лгут…
– Джей, – качает головой Кенджи, – прекращай. Ты меня знаешь, я попусту болтать не привык. Не мой стиль.
Я сглатываю, чувствуя себя совсем маленькой и сломленной. Глаза щиплет, очень хочется плакать.
– Клянешься?
– Эй, – мягко говорит Кенджи, – иди сюда, детка.
Я нерешительно шагаю к нему, и он обнимает меня теплыми, сильными, надежными руками. Никогда еще я не была так благодарна за его дружбу, за его постоянное присутствие в моей жизни.
– Все будет хорошо, – шепчет он, – я тебе говорю.
– Лгун, – всхлипываю я.