Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Джульетта вдруг словно застывает, и мое восприятие тоже замедляется.
Я ощущаю перемену в ней еще до внешних проявлений. Воздух словно оказывается насыщен статическим электричеством. От Джульетты идет жар. Сила рвется из нее невидимыми лучами, точно молния, готовая к удару. Нет времени что-то предпринять – я успеваю только задержать дыхание, когда Джульетта вдруг…
Кричит.
Протяжно, громко, неистово.
На секунду мир утрачивает четкость – все окаменели, замерев на месте. Помню изогнутые тела, искаженные злые лица – время будто остановилось.
Доски пола подскакивают как подброшенные – некоторые разлетаются в щепки – и с оглушительным треском раскалываются о стены. Светильники опасно раскачиваются, плафоны падают и бьются о пол.
А затем наступает очередь людей.
Все до единого, попавшие в поле ее зрения. 554 командира секторов и все сопровождающие. Лица, тела, кресла, на которых они сидели, – все взрезано, как потрошенная рыба, внутренности медленно выбухают наружу, и ручейки крови неудержимо льются на пол, собираясь в лужи у ног.
Все умирают на месте.
Сегодня я начала кричать.
Была ли ты счастливой,
Или грустила,
Или испугалась,
Или рассердилась,
Когда впервые закричала?
Ты боролась за свою жизнь, достоинство, гуманное обращение?
Когда до тебя дотрагиваются, ты кричишь?
Когда тебе улыбаются, ты улыбаешься в ответ?
Он говорил тебе не кричать? Он бил тебя, когда ты кричала?
У него был один нос, два глаза, две губы, две щеки, два уха, две брови?
Он был человеком, таким же, как ты?
Раскрась свою индивидуальность.
Формы и размеры разнообразны.
Твое сердце – аномалия.
Твои поступки —
единственные
следы,
которые
ты
оставляешь
после
себя.
Иногда мне кажется, что тени двигаются.
Иногда мне кажется, что кто-то за мной следит.
Иногда эта мысль меня пугает, а порой от нее мне становится так абсурдно весело, что я невольно вскрикиваю. Иногда мне кажется, что я незаметно начала терять рассудок. Ничто уже не кажется реальным, и я не могу отличить, кричу я вслух или мысленно.
Здесь меня никто не слышит.
Не скажет мне, умерла я или нет.
Я не знаю, когда это началось.
Я не знаю, почему это началось.
Я не знаю ничего ни о чем, кроме крика.
Мать закричала, когда поняла, что не может больше дотронуться до меня. Отец закричал, когда понял, что я сделала с матерью. Родители кричали, когда заперли меня в моей комнате и велели благодарить – за еду, за гуманное отношение к чудовищу, которое не может быть их ребенком. За деревянную линейку длиной в ярд, которой они отмеряли расстояние, ближе которого мне запрещалось подходить.
Я сломала им жизнь, сказали они мне.
Я украла их счастье, убила надежду матери снова иметь детей.
Я что, не вижу, что я натворила, спрашивали они. Я что, не вижу, что я разрушаю все, к чему прикасаюсь?
Я так старалась восстановить то, что разрушила. Я каждый день пыталась быть тем, что они хотели видеть. Я постоянно хотела стать лучше, но не знала как.
Я уже знаю – ученые ошибаются.
Земля плоская.
Я в этом уверена, потому что меня сбросили с края, и я вот уже семнадцать лет держусь из последних сил. Все эти годы я стараюсь вскарабкаться обратно, но бороться с силой тяжести невероятно сложно, когда никто не желает подать тебе руку.
Когда никто не желает рисковать, коснувшись тебя.
Я уже сошла с ума?
Это уже произошло?
Как мне узнать наверняка?
И было несколько мгновений абсолютной, чистейшей тишины перед тем, как все взорвалось. Сперва я даже не поняла, что наделала. Случившееся не укладывалось в голове – я же не собиралась убивать этих людей!
А потом меня вдруг проняло сокрушительное осознание того, что я только что истребила около шести сотен людей в зале.
Это казалось невозможным. Может, они притворяются? Я же не стреляла в них, и силы особой не прикладывала, и руками не двигала. Я лишь долго, яростно кричала.
– Перестаньте! – вырвался у меня вопль, и я зажмурилась: легкие наполнились гневом, печалью, страшной усталостью и разочарованием. Весь ад последних недель, вся боль прожитых лет, ложные надежды, предательство, потери…
Адам, Уорнер, Касл…
Мои родители, реальные и воображаемые…
Сестра, которую я, наверное, никогда не увижу…
Ложь, из которой скроена моя жизнь. Угроза ни в чем не повинному гражданскому населению Сектора 45. Ожидающая меня неизбежная смерть. Отчаяние от того, что у меня столько силы – и никакой власти…
– Пожалуйста, – вопила я, – прекратите, перестаньте!
А теперь – еще и это.
В ушах шумит, как от ветра, и я наблюдаю за происходящим будто со стороны. «Я не могла убить столько людей, – думаю я, – это невозможно, невозможно, никак невозможно, я только открыла рот закричать, и вдруг – такое…»
Кенджи пытается мне что-то сказать – вроде бы «надо убираться отсюда, быстрее, шевелись», но я приросла к полу. Я как в тумане – не в состоянии ставить одну ногу перед другой. Кто-то меня тащит, заставляя двигаться, и тут раздаются взрывы.
Мое восприятие мгновенно становится четким.
Ахнув, я оборачиваюсь в поисках Кенджи, но его нет. Рубашка Кенджи промокла от крови, его куда-то волокут, и глаза у него полузакрыты.
Уорнер стоит на коленях, и руки скованы наручниками за спиной.
