Калитка не заперта, но на крыльцо никто не вышел, а япроизвела достаточно шума, чтобы хозяева наконец сообразили: у них гости.

– Черт возьми, где вас носит?! – заорала я иподнялась на крыльцо. Дверь под моей тяжестью распахнулась, и я оказалась вприхожей. Дом точно вымер. Тишина. Я опять налетела на что-то и от душивыругалась. Торопливо покинула дом и вышла на веранду. Она была пуста. –Эй, хозяева! – позвала я, почему-то пугаясь. – Есть кто дома?

Допустим, Миша мог куда-то отлучиться, но безногий ЯковВасильевич вряд ли где-нибудь прогуливается… хотя мне его привычки неизвестны.

– Сегодня никто не хочет говорить со мной, –обиделась я и покинула дом, возле калитки опять оглянулась и позвала: – Эй,кто-нибудь, ответьте мне…

– Что вы кричите, точно в лесу? – услышала явопрос. Женщина лет шестидесяти стояла под окнами дома со стороны улицы инеодобрительно меня разглядывала, я смогла это обнаружить, немного сфокусировавзрение.

– Хозяева где? – спросила я и вроде бы икнула.

– А где ж им быть, наверное, дома.

– Нет. Я стучала и звала, никто не откликнулся.

На крыльцо соседнего дома вышла женщина.

– Семеновна, ты Мишу видела? – обратилась к неймоя собеседница.

– Когда?

– Да вот хоть сейчас.

– Нет. Утром видела, за молоком приходил. А чего?

– Девушка хозяев спрашивает, а никого нет.

– Как нет? А Васильич?

– Не знаю, говорит, нет.

– Может, отдыхает? А Миша уехал куда…

– На чем уехал? Вон машина-то ихняя. Стоит под навесом.

Вслушиваясь в этот диалог, я начала быстро трезветь. Когдаженщины исчерпали возможные варианты отсутствия хозяев, я попросила:

– Давайте посмотрим в доме, вдруг Якову Васильевичустало плохо?

Женщины забеспокоились, и мы вместе вошли в дом, после чегоразделились. Одна поднялась на второй этаж, другая отправилась в кухню, а я наверанду. Обе время от времени звали:

– Васильич, Миша…

Никто не откликнулся. Тут нечто привлекло мое внимание:блеснуло в кустах роз. Я сделала пару шагов, осторожно приподняла ветки иувидела инвалидное кресло. Оно валялось возле забора.

Мороз пошел по коже, я нервно поежилась, сзади подошлиженщины, они тоже заметили кресло.

– Это что же такое? – растерянно прошепталаодна. – А где ж?..

Договорить она не успела, мой взгляд выхватил покатую крышуто ли сарая, то ли погреба, и я торопливо направилась к нему. Трава вокругпритоптана, точно в этом месте проехала машина.

Пристройка оказалась угольным сараем. Ухватившись за ручку,я потянула на себя дверь и заглянула внутрь, слыша за своей спиной дыханиеспешащих женщин.

В сарае было темно, и в первое мгновение я ничего не поняла,последние лучи солнца высветили кучу угля в дальнем углу, женщины вдругзакричали, а я сообразила, что вижу торчащую из угля руку. Грязную,окровавленную, с металлическим браслетом на запястье.

– Да что ж это, господи? – пролепетала женщинарядом, потом крикнула: – Люди! – и кинулась к калитке.

А я отошла к забору и вцепилась в него обеими руками.Несколько минут меня рвало, я пыталась отдышаться, а что происходит вокруг,понимала с трудом.

Когда я наконец начала соображать, народу в саду собралосьмного. Расталкивая толпу, к сараю протиснулся милиционер в расстегнутом кителеи заломленной на затылок фуражке, видимо участковый.

– Граждане, соблюдайте спокойствие! – раз пятьповторил он.

Я отошла от забора и присоединилась к толпе. Вновь прибывшиепытались узнать, в чем дело, им охотно поясняли:

– Убитые, оба, и Васильич, и племянник. Убили и в угольсунули. Вот что делается… Как жить, господи? Кому инвалид помешал?.. Да у негоденьжищ миллионы… Откуда, он ведь на пенсии? На пенсии, бандюга он… А парнишкуза что? Такой был хороший парнишка, приветливый… В «Скорую» звонили?.. Какая«Скорая», сейчас следователи приедут, убийство ведь.

Последняя реплика привела меня в чувство. Надо убиратьсяотсюда. Кто я и что здесь делаю, объяснить будет затруднительно, а тут дватрупа, и от меня за версту разит коньяком. Стараясь не привлекать к себевнимания, я покинула сад, вышла через калитку и бросилась к машине. Народ всеприбывал, люди бежали со всех сторон, а до меня никому не было дела. Яторопливо завела мотор и покинула поселок, нервно поглядывая в зеркало. Нипогони, ни криков «держите!».

Только оказавшись в городе, я притормозила и, кажется,всхлипнула:

– Господи…

Дома сунула голову под холодный душ, потом забралась поднего целиком, дрожала всем телом, стискивала зубы и пыталась прийти в себя.

«Что происходит?» – билось в мозгу, но ответить на этотвопрос я не могла. Было еще несколько вопросов, но и на них я не знала ответа,закуталась в махровый халат, кое-как добралась до постели и рухнула лицом вниз.

Звонок отдавался в мозгу, сводя меня с ума. Я подняла головус подушки, силясь понять, где я и что происходит. Угольный сарай и торчащаярука – это пьяный кошмар или все было в действительности?

Я тряхнула головой и стала искать сигареты. И тутсообразила, что в дверь звонят, давно и настойчиво.

Шаркая ногами, пошла открывать. На пороге стоял любимыйстарший брат и выглядел очень испуганным.

– Что у тебя с замком? – рявкнул он. – Не моготкрыть своим ключом…

– Понятия не имею, – ответила я и скрылась вванной. Когда я оттуда вышла, Сашка успел приготовить кофе и теперь сидел застолом, нерешительно мне улыбаясь.

– Я заезжал вчера, – сообщил он.

– Я к тебе тоже…

– Мне сообщили…

– Надо думать. – В этом месте я усмехнулась истала смотреть в окно, избегая Сашкиного взгляда. Сейчас он напоминал мнепобитую собаку и здорово действовал на нервы. – Надеюсь, я не нанеслатвоему заведению ощутимый урон? – вздохнула я.

– Все нормально.

– Серьезно? – Это показалось забавным. – Тытак считаешь?

– Я говорю не об Илье, – пожал он плечами. –Хотя и здесь не вижу повода впадать в отчаяние. Он обещал потолковать с тобой.Я уверен, вы сможете во всем разобраться.