ты не думай, я понимаю, что вы его друзья и будите с ним, чтобы ни случилось, но, если я не безразлична вам, не говорите мне больше о нем ничего, не хочу ничего слышать и видеть его.

Яр тяжело вздыхает, словно я возлагаю на него непосильный груз.

— Хорошо малышка, но одно скажу, тебе стоит поговорит с ним, на все, что ты видела, есть свои причины и объяснения. Он винит себя и очень сожалеет о том, что с тобой произошло. Я могу только представлять, что ты сейчас испытываешь, ты имеешь полное право на те эмоции, что сейчас в тебе, но я надеюсь, что ты остынешь и подумаешь обо всем на холодную голову и примешь правильное решение. Вы созданы друг для друга, и он любит тебя больше всего на свете. А теперь тебе нужно перекусить, я услышал возню твоего желудка еще раньше, чем ты проснулась. — на тумбочке стоит поднос с едой, все очень красиво и аппетитно, но от одной мысли, что мне придётся есть, начинает тошнить, но мне также не хочется обидеть моего друга, который старался для меня и мне нужно скушать хоть что-то. — Малыха налетай, не стесняйся.

— После того, что вы видели, не мне вас стесняться… — я осекаюсь, это вырвалось раньше, чем успела подумать. — Прости.

— Мира, тебе не за что извиняться. Это мы все должны вымаливать у тебя прощение.

— Скажи, что вы сделали с теми…

— А ты как думаешь? Уверенна, что хочешь услышать это?

— Точно нет.

— Скажу, что они больше никому не причинят вреда.

— А… А Г-гордей? Что с ним?

— Прости, но ему удалось сбежать, пока нас отвлекали его псы. Но мы обязательно его найдем, слышишь? И он за все ответит.

— Он мне столько всего наговорил, что я не знаю, чему верить и что думать…

— Мы обязательно все обсудим, но, когда ты наберешься сил, тебе нужно восстановиться.

— И еще, он был здесь, да?

— А тебе действительно нужен мой ответ?

— Нет. А где мы кстати?

— В бункере, — я вопросительно поднимаю бровь, — это наше тайное убежище, здесь ты в безопасности.

Здесь нет ни одного окна, ни одного просвета с улицы. Я проспала около суток, наступил вечер, это я поняла, только по электронным часам. Мне нужно подумать обо всем, но я не хочу этого делать, во мне все противится, если начинаю хоть немного думать. Лежу на кровати и смотрю в одну точку.

Гордей сказал, то родители мне не родные, но откуда он может это знать? И стоит ли верить этому мерзкому чудовищу на слово? Мне определённо нужно домой и поговорить с ними. Я все пойму без слов, да и они соврать мне не посмеют… наверное. Хотя, тогда это объясняет, что я-оборотень, а они люди. А мои настоящие родители получаются тоже были оборотни…

А что, если это окажется правдой? Это что-то поменяет?

Нет, точно не мое отношение к родителям, они воспитывали с рождения меня, вложили всю любовь и душу, раз я оказалась с ними, то на это должна быть причина. Причина, почему от меня отказались мои настоящие родители…

А еще Исаев что-то говорил про брата, якобы у меня есть родной брат… Но это уже точно бред! Мама и папа точно знали бы про него, они не бы не разделили нас, они добрые люди, а значит если он не с нами, то его и вовсе нет. Хотя я бы очень хотела. Чтобы он у меня был…

Просыпаюсь от того, во мне прожигают дыру. Распахиваю глаза и утыкаюсь в лицо Глеба. Он сидит перед кроватью на корточках и просто смотрит.

— Привет. — его голос хриплый и напряженный.

— Что ты тут делаешь? — нет, только не это, я не готова еще его видеть, я не могу! Главное не верить тому, что он наговорит и стараться не думать о том, как мне с ним было хорошо и что я его люблю, о том, что он разбил мое сердце на мелкие кусочки.

— Смотрю как ты сладко спишь. Нахожусь возле своей пары, которую люблю больше жизни. — последние слова острой болью отдают в области сердца, слезы уже готовы прорвать плотину. Я сказала не верить! И не плакать! Держись Мира, ты можешь! Наверное… он сидит весь ссутуленный и ковыряет кожу на пальце. — Я чувствую твою боль, я чувствую ее как свою. Малышка, пожалуйста, выслушай меня, поговори со мной.

— Г-глеб. — голос все-таки дрожит, мотыляю головой в отрицательном жесте, сама не понимаю для чего. Его эти слова красивые заставляют сердце биться чаще, но как только смотрю на такое любимое лицо и губы, вижу те кадры поцелуя с Даной, это похлеще пощёчины отрезвляет.

— Подожди, не говори ничего, просто послушай…

— НЕТ, ГЛЕБ! Я не хочу тебя слушать ни сейчас, ни потом, ты предал меня! Оставь меня, уйди!

Дверь в комнату распахивается и влетает Ярослав.

— Блять Глеб, я же просил тебя дать ей время, я обещал ей! Оставь ее, тебе лучше уйти сейчас. — Яр злой, Глеб злой.

Мне лучше держаться от него подальше, иначе я накинусь на него и не захочу отпускать. Медленно встаю с кровати и захожу за спину Ярослава, а он задвигает меня своей рукой себе за спину. И я вижу, как чернеют и наливаются яростью глаза моего любимого.

— Р-РУКИ ОТ НЕЕ УБРАЛ! ТЫ СОВСЕМ ЕБАНУЛСЯ? ОХУЕЛ В КОНЕЦ? ОНА МОЯ ПАРА! А ты что, решил за ней приударить? Понравилась?

— Господи, Глеб, ты что несешь? — он сошел с ума! — Это же твой друг!

— Друг, который утешает мою девушку, пока меня нет!

— Тебе лучше заткнуться брат! Потом сам же жалеть будешь!

Но Глеб уже не контролирует себя, он частично трансформировался, как тогда парни, и накинулся на Ярика. Яр меня сразу оттолкнул, чтобы меня не зацепило, и я больно ударяюсь бедром о пол.

Я вижу, как Глеб выносит своего друга через проем в коридор, Яр на лету тоже принимает частичное обличие и сначала защищается, а потом атакует, и вот я уже не вижу их, только слышу рычание и ломание мебели.

Мне нельзя здесь находиться, мне нужно уйти, не хватало, чтобы из-за меня разругались друзья, или того хуже, поубивали друг друга. Я