Проголодалась.

А ещё… с некоторым удивлением она поняла, что хочет убивать. Мало того, что это приблизит её к цели, к захвату корабля и взятию курса на Альхану! Сама возможность отнимать жизнь по своему решению, по своему собственному желанию… Она если и не уравнивает с Создателем (Ему-то, ясное дело, под силу вообще всё!), то уж всяко возносит её выше толпы. Выше тех самых людей, за всеобщую и всеобъемлющую справедливость для которых, она не так давно мечтала бороться.

Какой же всё-таки дурой она была, да?!

Такой справедливости не бывает. А если и бывает – то разве её заслуживают? В городе, где невинную девчонку приговаривают к неволе, клеймят и продают в услужение, в чужой дом… как вещь. Или нет, как поросёнка! Нет, всё ещё отвратительней! Поросёнок ведь и родился только потому, что его хозяева пожелали сего и сводили свою хрюшку на вязку к соседскому кабану…

В городе, где жители готовы молчаливо и даже с одобрением смотреть, как истязают человека, без вины, без доказательств… В городе, где вершатся столь подлые, низкие дела, разве кто-нибудь заслуживает справедливости?!

Да гори они все огнём!

Быть может, Кайя даже произнесла это вслух: так была раздосадована и зла, что мир оказался настолько несовершенен.

Да, если бы всем городам мира предстояло бы провалиться в глубь земли, и только от неё, Кайи, зависело бы их спасение, она бы и пальцем не пошевелила ради этих… рассадников мерзости! Альхана, Рагоррам и десяток других городов, куда заносило их с Бередаром, все они суть одно. Да даже Гатвин…

Стоп. Там, конечно, с ней случилось больше неприятностей, чем за все предыдущие годы. Ну, главным образом потому, что первые четырнадцать лет жизни с ней был всё-таки чародей. Он её и защищал, если требовалось. В Гатвине ей, по крайней мере поначалу, пришлось полагаться только и исключительно на себя, отсюда и беды. Но в этом городе, как выяснилось, живут и хорошие, добрые люди.

Шаттнаара.

Алдар.

И… и всё?

Допустим, так. Но даже ради их двоих она бы разве не кинулась в минуту опасности спасать город, если бы имела такую возможность? И что, если в Гатвине есть ещё хотя бы несколько хороших людей? Хороших не для неё лично, и не для всех вообще. Но… хоть для кого-то.

Алдара-то едва ли каждый горожанин считает хорошим человеком: кому-то приходилось платить штрафы, а некоторых наказывали и более серьёзным образом. И все они наверняка пришли к заключению, что советник – распоследний мерзавец в этом мире.

Вот и выходит, что кому-то человек нравится, а кому-то – наоборот. И кто она, Кайя, такая, чтобы легко делить людей на плохих и хороших? Умеет отнимать жизнь? Ну так этим умением обладает почти любой, способный держать в руках клинок. Просто она обходится без оружия, и только лишь.

Ох, как в мире всё безумно сложно устроено!

Девушка упустила из своих расчётов, что сама-то тоже навряд ли хорошая для каждого. Взять хотя бы молочницу Фелату и её соседей с их курами, котами и запутанной историей, в которой всяк мнил себя единственно правым, и в которой она наломала дров, будучи помощницей советника. Если бы Кайя вспомнила сие, то поняла бы, что в мире всё не безумно сложно, а ещё сложнее.

– Ну, ладно, – проворчала она к удивлению Раваля, который мыслей девушки услышать, понятно, не мог, и решил, что та сильно вымоталась и оттого разговаривает сама с собой о каких-то странных глупостях. – Спасла бы. Не мне решать, кто в Гатвине заслуживает смерти, а кто – нет.

– Ты о чём? – моргнул парень.

– Неважно, – отмахнулась Кайя. – В пиратской команде смерть заслужили все.

Это – точно плохие люди. Сами повинные во многих ужасных преступлениях. Они наверняка грабили, насиловали женщин и убивали, бесчисленное множество раз. Может, пытали, желая выведать расположение тайников на каком-нибудь торговом судне. Получается – грядёт справедливость.

“Опять справедливость?! Нет же! Не бывает никакой справедливости, – с лёгким раздражением напомнила она себе, шагая по коридору. – Просто так вышло, что надо их прикончить. Не в борьбе за добро, а просто по воле обстоятельств. Если бы команда корабля потребовалась живой, ты бы их пальцем не тронула, даже будь они законченными висельниками!”

Больше всего это напоминало какой-то чудовищной силы ураган, сбивающий с ног любого, кто встретится ему на пути. Только ураганом этим была Кайя. Лица убитых она даже не запоминала, обращая на трупы внимания не больше, чем на падающие осенью листья с деревьев. Где-то позади раздавались крики, когда кто-то из морских разбойников находил тела друзей, но возвращаться времени не было. Кайя шла по кораблю в поисках капитана.

Девушка сперва прошла по нижней палубе, где находился карцер, затем – поднялась на один этаж, и всюду, без раздумий, убивала каждого встреченного пирата. Команда “Стрелы”, Раваль и Нафтир шагали следом.

“Вот теперь-то они точно поймут, какое я чудовище!” – подумала Кайя, но промахнулась: мореходы, напротив, несказанно обрадовались, что у них всё же оказалось такое серьёзное преимущество.

– Глядишь, выберемся! – переговаривались они негромко. – Магия – сила!

Они шли уже по второй палубе, в таком же порядке, Кайя первая. Впереди показалась лестница, по которой, шустро перебирая ногами, спускался паренёк. В сравнении с другими пиратами он выглядел не особенно грозно. Главным образом от того, что его щёки познакомились с бритвой от силы пару месяцев назад.

“Какой-нибудь юнга”, – безразлично подумала Кайя, а вслух громко спросила:

– Эй! Где у вас капитан?

– Афаор-то? У себя, – машинально ответил тот и ткнул пальцев вверх, указывая направление. Затем возмущённо выдохнул:

– А как это вы…

Ничего больше он сказать не успел. Тело с глухим стуком рухнуло на деревянные ступени. Девушка переступила его, не замедляя шага.

Капитан действительно оказался у себя, но был не один.

– Да как вы смеете… – начал он ругаться, выпутываясь из объятий обнажённой красотки с жгуче-чёрными волосами, но осёкся, поняв, что в каюту, хорошо освещённую десятком масляных ламп, вломились вовсе не его матросы.

– Было не заперто, – нагло заявил Раваль.

Афаор был вовсе не глуп. Он сразу понял, что происходит, вот только предположить, что виной тому Кайя и её чудовищная магия, не мог. Потому попытался переломить ситуацию в свою пользу:

– Выбрались из карцера? Похвально. Но вам не уйти живыми! На “Мертвеце” сто два моих молодца, и каждый умеет драться.

– Уже гораздо меньше, – поправил его Торрен.

– Но договориться всегда можно, – продолжал капитан, прекрасно осознавая, что сейчас-то он против полутора десятков взъярённых пленников совершенно один, если не считать шлюху.