– А разве Копцова видела маму?

– Даже если и не видела, это могло выясниться в любую минуту. В общем, я не мог допустить, чтобы хоть тень подозрения пала на Маргариту. У меня с собой был нож. Им я и ударил Антона в грудь. Он свалился на пол… Я слышал, как Копцова в ярости зовет его, разыскивая по комнатам верхнего этажа, и уже приближается к той, в которой были мы с Антоном. Тогда я спрятался за портьеру. Она вошла и, увидев Антона, замерла на месте от ужаса. Затем подошла к телу, наклонилась и закрыла Антону глаза. Потом вышла из комнаты. Копцова спустилась с лестницы, и я услышал, как она возится в ванной комнате, видимо, приводя себя в порядок, и только после этого выходит из дома. Завидное самообладание, надо сказать… Или еще шок не прошел. От удара, убийства и ограбления. Я спустился вниз. Предстояло еще впустить Трунова. Именно он должен был попасть под подозрение. То есть предстать перед полицией убийцей, так как оказался бы последним, кто заходил в дом и выходил из него… Тут я увидел на столе лишний бокал с коньяком, третий. Откуда он мог взяться? Ясно, что его подложила Копцова. Я не знал, чьи пальчики были на нем, но мог только догадываться, и это было мне на руку. Поэтому я отнес свой бокал на кухню, вымыл его, поставил в шкаф и вернулся к монитору. И вовремя, потому что к воротам подходил Трунов. Я открыл ему и быстро вышел из дома через черный ход и заднюю калитку участка… Вот и вся история. Признался, и даже легче стало. Теперь не так страшно идти сдаваться в полицию. Ты поезжай домой и расскажи матери о нашем разговоре. Только обязательно. Она должна это услышать от тебя, а не от полиции… И ни в коем случае она не должна признаваться, что была в доме. Точно так же нежелательно, чтобы узнали о пребывании в доме Копцовой. Если полиции станет известно, кем была одна, тут же докопаются и до другой. Пока они наверняка решили, что женщины были сообщницами. Но стоит только рассмотреть их по отдельности, как одна из них тут же попадет под подозрение и превратится для полиции в мою помощницу. И, боюсь, ею окажется не Копцова, а твоя мать. А этого допустить никак нельзя.

– Я пойду, – произнесла Ася сдавленным голосом.

В отличие от Зацепина, ей стало еще тяжелее, и требовалось время, чтобы выйти из ступора, в котором она сейчас находилось. Ася даже тела не чувствовала, шла, словно по воздуху плыла, утратив чувство реальности происходящего. Добравшись наконец до квартиры, проскользнула тенью мимо пораженной ее видом матери, бросила на ходу: «Все потом» – и заперлась в своей комнате.

Как забыться, чтобы ничего не чувствовать, ни о чем не думать? Порывшись в шкафчике ванной комнаты, нашла настойку валерианы. Налила в стакан из-под крана воды, щедро плеснула туда же из пузырька. Встретившись с затравленным взглядом в зеркале, залпом выпила. Кое-как добралась до кровати и свалилась словно подкошенная.

Проснулась поздно вечером от стука в дверь. Мать, чувствуя, что ее ожидает еще и бессонная ночь, не выдержала и нарушила запрет дочери.

– Асенька, я тебя умоляю, поешь что-нибудь, а потом снова ляжешь. Я иду разогревать.

Ася полежала немного, не желая даже шевелиться. Но мать сейчас снова придет и настоит на своем, как это обычно бывало, поэтому лучше встать по собственной воле. Она тяжело поднялась и шаркающей походкой, как старая бабка, прошла на кухню, села за стол и сонным взглядом уставилась на мать.

– Хочешь поговорить?

– Для начала я хочу тебя покормить. А уж говорить со мной или нет – решай сама.

Окончательно просыпаясь, Ася и в самом деле почувствовала голод. Последний раз она сегодня ела рано утром. Вернее, не ела, а выпила глоток кофе с молоком и помчалась на работу. Сейчас же ей казалось, что она готова съесть целую курицу, лежащую перед ней на блюде и манящую видом хрустящей корочки и запахом яблок, которыми была начинена.

Но то, что хотелось съесть глазами, не пожелал принимать желудок, испытавший совсем недавно стресс и отказывающийся теперь от еды. Поэтому Асе пришлось заставить себя проглотить несколько вареников с творогом, чтобы впоследствии стрессы не съели ее саму. Мать благоразумно промолчала, согласная и с такой скромной трапезой.

– Нам нужно поговорить, – начала Ася трудный разговор. – Но перед тем как расскажу, о чем узнала я, ты поведаешь мне свою версию случившегося в доме в день смерти отца. А выяснила я, поверь, очень много. Даже больше, чем много: я знаю все!

– Я и сама давно собиралась тебе об этом рассказать, но не решалась. Не хотела тебя лишний раз травмировать.

– Травмировать чем – правдой?

– Ты узнала, кто убил отца? – У матери даже глаза расширились от ужаса. – Ты знаешь, кто убийца? Асенька, мне страшно за тебя.

– Лично мне ничто не угрожает. Рассказывай!

– Да-да, конечно, – заторопилась мать. – Я тебе не все сообщила о том вечере в пятницу. Когда отец ушел к себе в кабинет, обиженный нашим отказом, он принялся с кем-то говорить по городскому телефону. Я прошла к себе, осторожно подняла трубку параллельного телефона и подслушала. Антон договаривался с Копцовой о встрече в субботу где-то между тремя и четырьмя часами дня. И я решила во что бы то ни стало тоже быть там. Жить во лжи у меня уже не оставалось сил, и назрел момент откровенно поговорить с Антоном и предложить ему развод. Другого пути я не видела. На следующий день я отправилась в загородный дом.

– Зачем ты нацепила на себя этот дурацкий черный парик, если собиралась поговорить с отцом откровенно?

– Но, Асенька, как «зачем»? Я собиралась застать его врасплох, чтобы он не успел подготовиться к разговору со мной. А если бы он узнал меня сразу, то у него было бы время позвонить Копцовой и отменить встречу, да еще посмеяться надо мной, что я что-то не так поняла. Ты просто еще очень молода и не знаешь мужчин. Даже если их застать в постели, они все равно станут твердить, что тебе это только показалось. Ты же еще и виноватой окажешься. Мужчины совсем по-другому смотрят на измену. Особенно женатые.

– Чем же женатые при измене отличаются от неженатых?

– У неженатых вообще нет никаких причин, чтобы от кого-то скрываться. А вот у женатых логика довольно своеобразная: мужчины – существа от природы полигамные, поэтому им позволительно все.

– Тебе-то это откуда известно? Неужели отец и раньше изменял?

– Мне об этом ничего не известно. До сих пор я считала себя счастливым исключением – любимой женой, которой не изменяет муж. Поэтому делюсь чужим опытом. Меня хоть и предали, зато такой циничной чушью не пичкали.

– Уж не твоя ли подруга Варенька рассказала тебе об изменах своего Коленьки?

– Может, и она. Это не имеет значения… Так вот, когда я прибыла в дом, Антон и в самом деле не узнал меня. Войдя в фойе, я увидела его стоящим у перил на втором этаже с распростертыми объятиями: «Марочка, дорогая, я так рад видеть тебя! Поднимайся ко мне, солнышко!» Я начала подниматься по лестнице. У меня еще теплилась надежда на то, что он встречает не Копцову, а свою жену. Он крепко обнял меня и зашептал в ухо: «Ты моя знойная женщина. Ты моя славная киска». Надежда рухнула, и я оттолкнула его. Затем сорвала с головы шляпу вместе с париком и швырнула ему прямо в лицо. Его чуть удар не хватил. Он кинулся в свою спальню и даже дверь закрыл, словно хотел от меня спрятаться и избежать объяснений. В общем, не стану пересказывать все подробности нашего скандала, который за этим последовал. У меня в этот момент было только одно желание: убить его.