И сёгунат, и княжества обычно не позволяли простолюдинам выезжать за пределы своего города или деревни, однако были и исключения: можно было запросить разрешение на выезд ради лечения или подобного паломничества. Тем не менее к концу периода Токугава путешествия и паломничества превратились в повальную одержимость, которую поддерживали развлекательные туры, сети постоялых дворов и путеводители. Как и многие элементы городской культуры в период Эдо (о них подробнее см. в главе 7), паломнические места, включая храм Дзэнкодзи в Нагано, Великое святилище Исэ, святилище Компира на Сикоку, часто ассоциировались с проституцией. Иногда считалось, что проститутки являются воплощением божеств, поэтому секс с ними мог выступать формой омацури — религиозного празднества.

Итак, сёгунат Токугава выковал национальное государство и создал эффективную систему управления, которая держала под контролем возможных соперников в борьбе за власть — храмы и даймё. Также был установлен тщательный контроль над населением при помощи четкого сословного деления. Опасаясь нарушений сословного порядка, сёгунат издавал детальнейшие предписания относительно образа жизни, положенного каждому классу. Конфуцианство с его упором на стабильное управление, воспитание нравственности и поддержку социального порядка оказалось полезной для режима философией; в упрощенном виде это учение распространилось во всех слоях населения. Также появились новые направления мысли, например голландские науки или школа национального обучения, что означало отход от монополии китайской интеллектуальной и научной системы. В религии серьезных прорывов не было замечено, и в целом в религиозной жизни распространился коммерчески-игровой подход, реализованный во многих храмах, святилищах и в поведении последователей. Развитие этой ветви было крепко связано с более широким культурным контекстом эпохи Токугава, когда горожане создали и активно использовали себе в удовольствие новые формы искусства, литературы и театра, а также «веселые кварталы» — районы борделей и чайных домов, речь о которых пойдет в следующей главе.

Burns, Susan. Before the Nation: Kokugaku and the Imagining of Community in Early Modern Japan. Durham, NC: Duke University Press, 2003.

Hanley, Susan. Everyday things in premodern Japan: the hidden legacy of Material Culture. Berkeley: University of California Press, 1997.

Hellyer, Robert I. Defining Engagement Japan and Global Contexts, 1640–1868. Cambridge, MA: Harvard University Press, 2000.

Hur, Nam-lin. Prayer and Play in Late Tokugawa Japan: Asakusa Senso-ji and Edo Society. Cambridge, MA: Harvard University Press, 2000.

Ikegami, Eiko. The Taming of the Samurai: Honorific Individualism and the Making of Modern Japan. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1997.

McNally, Mark. Proving the Way Conflict and Practice in the History of Japanese Nativism. Cambridge, MA: Harvard University Press, 2005.

Pitelka, Morgan. Spectacular Accumulation: Material Culture, Tokugawa Ieyasu, and Samurai Sociability. Honolulu: University of Hawaii Press, 2015.

Roberts, Luke. Mercantilism in a Japanese Domain: Merchant Origins of Economic Nationalism in Eighteenth-Century Tosa. New York: Cambridge University Press, 2002.

Sawada, Janine T. Practical Pursuits: Religion, Politics and Personal Cultivation in Nineteenth-Century Japan. Honolulu: University of Hawaii Press, 2004.

Teeuwen, Mark, and Kate Wildman Nakai, eds. Lust, Commerce, and Corruption: An Account of What I Have Seen and Heard, by an Edo Samurai. New York: Columbia University Press, 2017.

Vaporis, Constantine N. Tour of Duty: Samurai, Military Service in Edo, and the Culture of Early Modern Japan. Honolulu: University of Hawaii Press, 2009.

Walker, Brett L. The Conquest of Ainu Lands: Ecology and Culture in Japanese Expansion, 1590–1800. Berkeley: University of California Press, 2006.

«Харакири» (1962) — художественный фильм Масаки Кобаяси. Начало XVII века, история мести, основанная на практике ронинов, которые угрожали совершить сэппуку во дворе замка даймё, если им не выплатят жалованье.

«Рыжая борода» (1965) — художественный фильм Акиры Куросавы. История XIX века о сострадательном сельском докторе и его заносчивом помощнике, учившемся голландской медицине в Нагасаки.

«Легенда о Нараяме» (1993) — художественный фильм Сёхэя Имамуры о существовавшей, по легенде, практике бедных деревень оставлять немощных стариков умирать от голода в горах. Лауреат «Золотой пальмовой ветви» Каннского кинофестиваля.

«Сорок семь ронинов» (1941) — художественный фильм Кэндзи Мидзогути. Переложение популярного сюжета культовым режиссером.

«На дне» (1957) — художественный фильм Акиры Куросавы, переложение одноименной пьесы Максима Горького, борьба за выживание бедняков в Эдо.

«Сумрачный самурай» (2002) — художественный фильм Ёдзи Ямады. В последние годы режима Токугава бедный самурай низшего ранга, чиновник, довольный своим нехитрым существованием, вынужден рисковать жизнью по воле сильных мира сего.

Сёгунат Токугава проводил политическую, административную и социальную работу, направленную на укрощение иных центров власти, однако жесткость сословной системы, которую он установил, не могла гибко реагировать на изменения, которые непрерывно происходят в экономике и обществе. Урбанизация и коммерциализация экономики работали на перераспределение богатства от самураев к простолюдинам, что подрывало систему. Кроме того, эти процессы способствовали развитию среди горожан новых живых форм народной культуры.

Придворные и высокопоставленные самураи долгое время имели возможность наслаждаться изысканными развлечениями, например поэтическими собраниями, чайными церемониями и соревнованиями по составлению икебаны. В период Эдо, как еще называли эпоху сёгуната Токугава (1600–1868), в подобные развлечения все больше вовлекались и простые горожане. Мир и благополучие способствовали расцвету народной культуры, которую могли себе позволить непривилегированные слои, что включало в себя книги, ксилографии, театр и «веселые кварталы» с их борделями и чайными домами. Часто эта культура обозначается термином укиё («зыбкий мир»). В Средние века этот термин был связан с буддийской идеей непостоянства как части полного страданий человеческого существования, но в эпоху Эдо он уже означал мир, полный игры, юмора, эротики и потакания своим прихотям. Дух культуры укиё — дразнящий, дерзкий и самоуверенный, смеющийся над торжественностью самурайских элит. Все измерения этой культуры — художественное, литературное и артистическое — были тесно переплетены, поскольку рождались в одних и тех же великих городах и предназначались для одной и той же аудитории, непрерывно росшей, — для богатых и богатеющих горожан.