Лаура не спала всю ночь в раздумьях. Она понимала: чтобы сохранить свою первую великую любовь она должна сделать следующий шаг переступить черту. И обратно, вспять, возврата быть не может. Они толклись у входа всю зиму, и она подсознательно чувствовала, что ему должно быть больно постоянно жить в перевозбужденном состоянии. И не находить выхода. Когда выход был рядом, снизу. Ментально и физически она давно была готова, еще до зимы, оставалось только заставить свое тело напрячься и совершить прыжок. Прыжок в будущее, который сохранит и привяжет к ней Августа. Так как она будет первая у него, а это не забывается.

Так рассуждала Лаура бессонной долгой ночью, касаясь рукой своего живота, груди, холмика, но ничего подобного не ощущала и не испытывала, как когда ее касались и сжимали руки Августа. Лишний раз понимая и убеждаясь, что он ее избранный, любимый, желанный. Единственный.

Как-то неожиданно пришла весна, распустились почки на деревьях, и воздух стал удивительно ласковым. В апреле по двору разнеслась страшная, невероятная весть — умерла Леночка. Она сгорела за три дня от двусторонней пневмонии легких. Весь город собрался на ее похороны. Август, несмотря на простуду и запреты родителей, пошел и еле доплелся до кладбища. Назад всех везли на автобусах, а он все не мог забыть Леночкино лицо, не-покойное, лежащее в гробу.

Ночью он думал о ее груди, плечах, лобке и о том, сколько всего могло быть в ее жизни: чувств, страстей, эмоций. А теперь все тлен и тесный гроб. Три дня он не выходил никуда из дома и никому не звонил, поражаясь, что его так задела ее смерть.

Чтобы внести разнообразие в похожие один на другой дни, сверстники Августа придумали новую, нельзя сказать, что умную, но сексуальную игру. Идя по темной улице навстречу какой-нибудь девушке, нужно было схватить ее за грудь и «зажать». Чем больше была грудь и круп у дамы, тем лучше. А потом пойти дальше как ни в чем не бывало.

Обычно трое-четверо приятелей собирались и шли по аллейке в дальний конец в ожидании и надежде появления одинокой девушки. Тот, чья была очередь, шел навстречу и, якобы уступая ей дорогу, прямо на ходу хватал ее за грудь и достаточно сильно сжимал. Это называлось во дворе — «зажимать». Реакции девушек и женщин были разные: от криков, потрясений до ругательств и ударов сумкой по спине. Часто, чтобы отвлечь «жертву», два мальчика шли ей навстречу и, расступаясь, хватали ее за груди с двух сторон и стискивали на короткий миг. «Зажатая» дама не знала, на кого ей кидаться, так как все было резко и неожиданно, и, потрясенная, шла дальше. Часто вслед за первой парой ей навстречу шла вторая… Она уже ничего не ожидала, когда все повторялось снова. «Дуплетом в грудь».

Выбирались девушки и женщины для игры по величине груди, красота лица в данном случае не имела никакого значения. Единственное пожелание — чтобы «жертва» не была в очках, этих почему-то обходили стороной. Чем больше была грудь, тем больше была победа. После подобных прогулок «охотники» собирались вместе и, сидя во дворе, обменивались впечатлениями. Размерами груди, твердостью, мягкостью и прочими атрибутами. Те, что понахальней, типа Мишки, хватали одной рукой за грудь, другой — резко за лобок. И отскакивали, так как нужно было освободить руки для защиты, если объект желания решит напасть. Были и такие, одна даже дала Мишке пощечину со всего размаха, на которую он ответил двумя.

Август, после долгих настаиваний и упреков «коллег» в бездействии, попробовал поиграть пару вечеров, это было возбуждающе и тревожно. Темнота, неизвестность, мгновение, чтобы определить, стоит грудь, чтобы ее схватить, как сжать — больно или не сильно. Пока на третий вечер, решившись на приключение и уже двинув рукой к выбранной встречной «жертве», шалун не увидел лицо папиной медсестры. Август похолодел от испуга: отец бы убил его за такие вещи.

— Август! — воскликнула она от неожиданности. — Что ты здесь делаешь? Неужели ты тоже занимаешься таким скотством?!

— Я просто гуляю, — ответил Август и, поправив волосы уже поднятой рукой, прошел мимо, не притормаживая.

Сзади шли его приятели, которые облапали ее с двух сторон. У нее была вызывающая грудь. Следом послышались удары сумкой и крики. Он никак не мог предупредить приятелей, не выдав себя. Медсестра была женщина темпераментная, с высоким «станком».

Больше он не ходил на аллейку и этим, конечно, не занимался. Хотя чужие, незнакомые, различные груди притягивали и интересовали. И даже зрительно возбуждали, как что-то запретное, неизведанное, недоступное. Но спорная радость взяться за грудь женщины, которая потом узнает его и разнесет по всему городу, чем занимается сын доктора, была велика. Игра, вернее, грудь, еще точнее — грудная игра, не стоила свеч.

С приездом отца ночные свидания прекратились и единственная возможность встречаться была днем, когда Лаура пропускала школу.

В это утро Лаура была в белых чулках, которые Августу безумно нравились и возбуждали. Он любил белый цвет. Они сразу легли в спальне и, сняв последнее прикрытие — трусики, начали целоваться. Он целовал ее грудь и соски по окружности. Она потянула его на себя, и они стали вдавливаться друг в друга, возбуждаясь все больше. Неожиданно она прошептала:

— Я хочу стать твоею. Давай сделаем это.

Его чуть не свела судорога страха, когда он осознал, что она просила.

— Тебе нельзя.

— Я хочу, я люблю тебя. Мне все безразличны…

Она раздвинула ноги так, как не раздвигала их никогда прежде, и буквально вцепилась в его плечи. Неожиданно он оказался перед самым входом в ее ожидающую глубину. Она чуть подняла бедра и прошептала:

— Делай все что хочешь. Забудь про меня. — И то, как это было сказано, и то, какое выражение появилось у нее на лице, подтвердили Флану: момент настал. Лаура призывно потянула его плечи вверх, а вместе с ними и торс. Он почувствовал, как головка его коснулась мягких губ, смяла их и вошла на половину во влажную, зовущую долину, закрытую со всех сторон и открытую только для него. Лаура напряглась, вжалась грудью в его грудь и замерла. Головка дико задрожала, и Август затрепетал.