Так… Штаны плотные, в области колен ткань более жесткая. Набедренные ножны для стилета крепятся легко и быстро. Их так же можно снять, если потребуется, не потратив много времени. Здесь так же присутствуют тайные карманы… Сапоги из оленей кожи, обшиты тканью. Подошва плотная, но гибкая.

– Благодарю, – кивнул Эйден, рассматривая костюм.

– Заплечный мешок, мэйстэ. Внутри отделения для зелий, отдельное место для шкатулки…

– А это? – спросил мужчина, беря в руки небольшой бархатный мешочек.

– Для отсеченной плоти, – ответил Вэйн. – Ткань не пропускает жидкость. Любую жидкость. Для этой детали на костюме есть отдельное место. На правом бедре, мэйстэ. Крючок. Движений не стесняет, никоим образом не мешает.

– Благодарю, – снова кивнул Эйден. – Сколько я должен? Видите ли, пока контракта…

– Не извольте беспокоиться, мэйстэ, – улыбнулся портной. – За это платит обитель. У вас остались вопросы?

– Нет.

Портной собрал свои вещи и вышел из комнаты, оставив Эйдена наедине с новым костюмом и новыми мыслями.

После бессонной ночи, проведенной, как обычно, у окна, Эйден дождался рассвета, вздохнул и, закинув мешок за спину, обвел взглядом спальню, в которой жил восемь лет. Его полка и кровать были пусты, как и в первый день. Но стоило перевести взгляд на кровать Кадира, как сердце снова сдавила ледяная лапа. Покрывало бережно свернуто и лежит на подушке. На полках резные фигурки, которые Эйден решил оставить на Лабране, поняв, что прошлое будет только мешать. Свитки, книга про острова Гастана, которую Кадир любил листать, и его тренировочная рубашка, так же бережно свернутая, как и одеяло.

Скоро сюда поселят двух маленьких, напуганных мальчуганов и восемь лет они проведут бок о бок. Они подружатся, вместе сотворят какую-нибудь глупость, а потом один из них разобьет другому сердце. И тот, кто выжил, покинет Лабран, уступив место очередным напуганным далтэ.

Эйден спустился к «Черной чайке» последним. Он шел легко и уверенно, но сердце все равно дрогнуло, когда он увидел, что Костис, Микел и Фран уже стоят на пристани. Никто из них не стал ждать восемь дней. Боль прошлого гнала их с Лабрана прочь.

Рядом с ними стоял и Жакен Торбул. Как и всегда, молчаливый, строгий, с поджатыми губами и блестящими черными глазами. В руке мессир Владыки держал небольшой мешочек, чем-то похожий на тот, в который надлежало складывать жертвенную плоть.

– Сегодня вы покинете Лабран, – сухо произнес Жакен Торбул. – Покинете не напуганными детьми, а Белыми масками – верными слугами Владыки. Однако прошлое все еще беспокоит вас. Я вижу это. Прошлое гонит вас с Лабрана, а боль мертвого сердца ничем невозможно унять. Но прошлое ждет вас и там. За морем.

Мессир запустил руку в мешочек и вытащил оттуда блестящую серебряную монету с ликом Владыки на ней. Метка Тоса. Метка, обрекающая человека на смерть. Жакен Торбул задумчиво повертел монету в пальцах и резко метнул её в Микела. Обычный человек не увидел бы никакого движения. Ему бы показалось, что Микел лишь слабо пошевелился. Но Эйден видел, как тот поймал монету.

– Я даю вам первый контракт, – продолжил Жакен Торбул, бросая монеты остальным. Эйден взглянул на свою лишь раз и молча убрал её в один из потайных карманов.

– Что мы должны сделать, мессир? – спросил за всех Микел.

– Убейте свое прошлое, – скупо улыбнувшись, ответил Жакен Торбул. Он вытащил из набедренных ножен свой стилет и поднес лезвие к глазам. – Помните, что написано на ваших стилетах?

– «Сталью мы пишем историю, а чернилами нам служит кровь», – ответил Эйден.

– Прежде, чем менять историю… Убейте прошлое, пока оно не убило вас. Сердце Белой маски должно умереть окончательно. В нем нет места старым обидам, ненависти и жалости. Убив прошлое, оставьте знак. Знак, говорящий тем, кто его увидит, что сердце Белой маски, совершившей это, мертво.

– Да будет так, мессир, – тихо ответил Костис, пряча свою монету в карман. Его глубоко запавшие, ореховые глаза мрачно блеснули.

– И помните, – глухо произнес Жакен Торбул. – Вы не можете отказаться от контракта. Он должен быть исполнен.

Эйден промолчал, но ответа и не предполагалось. Каждый из мужчин это понимал. Предостережение, сказанное мессиром Владыки, было приказом, нарушить который никто не смел.

«Черная чайка» постепенно отдалялась от острова, оставляя Лабран и часть прошлого позади. Мрачный корабль Белых масок, как обычно, сам скользил по холодным водам северного моря, с каждой лигой приближаясь к Эрении, откуда брали начало все дороги.

Эйден, чуть подумав, занял место у канатов на носу, где когда-то произошла схватка с кошмарами. Остальные тоже разбрелись по кораблю, предпочитая одиночество шумной компании. Кадир бы наверняка полез в трюм, чтобы найти тех, кто приводит в движение «Черную чайку», однако Эйдену было плевать на это. Он уселся на канат, развязал мешок и принялся сортировать запасы так, чтобы не пришлось долго искать что-то нужное.

Часть осела в нагрудных и тайных карманах. «Черные глаза Тоса» Эйден спрятал ближе к сердцу, как и «Мягкий сон». Несколько пузырьков с ядом, он положил в карманы штанов и, вздохнув, добавил к ним лабранского масла, отбивающего любые запахи и делавшие Белую маску невидимым для собак и других животных.

– Не против, я присяду? – спросил Костис, подходя ближе. Эйден равнодушно пожал плечами. – Благодарю.

– Почему не к остальным? – спросил он, рассматривая на свет содержимое пузырька с ядом щитовика. Запаса хватит примерно на один год, потом придется искать замену.

– Микел слишком много болтает. А мне нужна тишина, – ответил Костис, доставая книгу Эогена Лурье. Эйден улыбнулся, увидев знакомую обложку, и, кивнув, вернулся к мешку. Однако остальные тоже со временем подтянулись к ним. Микел уселся напротив, используя в качестве стула перевернутый ящик из черного просоленного дерева. Фран, улегшись на канаты, сразу же засопел. До полуночи никто из мужчин не произнес ни слова, предпочитая им собственные мысли. Только Микел, увидев в лунном свете, четыре дрожащие фигуры в истлевших мантиях, поморщился и рявкнул:

– Пошли прочь!

Кошмары с тихим воем растворились в воздухе и больше никому не докучали.

Утром «Черная чайка» вошла в порт Лараха. Вошла гордо и величаво, не обращая внимания на людей, смотрящих на корабль с суеверным ужасом. Первым на пирс ступил Эйден. Он закинул мешок за спину и мрачно посмотрел на плешивого старика, у которого на груди висела полинялая синяя сумка. Сборщик податей пробормотал под нос охранную молитву Хитрой четверке и поспешил отойти в сторону. Но это не избавило Эйдена от косых взглядов. На четырех мужчин в белых масках сейчас смотрел каждый в порту.

Мужчины прошли вперед и обернулись