– Если надумаешь бежать, я тебя догоню и прирежу, – предупредил он. – А потом найду того, кто за монету не только мне все расскажет, но и кружку эля принесет.

– Был тут один из них недавно, – перестал кривляться рябой. Он почесал шею и добавил. – Эрик. Детей искал для цирка. Наших бл… то есть, девиц частенько обрюхачивают. Кто-то к бабкам за отваром бегает, а кто-то вынашивает, а потом за горсть медяков продает. Жрать всем хочется, господарь.

– Он сказал, куда отправится?

– Туманно, господарь. Сказал, что лагерь их где-то на границах, а оттуда они на острова, зиму пережидать, значит. Невжель мадаме ихней метка-то выпала?

– По какой дороге поехал Эрик? – проигнорировал вопрос Эйден.

– Так на восток же, господарь. Троих купил. Одну девчонку у Ажелки и двух пацанов у Пирта, что кабак для моряков держит.

– Монету ты отработал. Исчезни, – равнодушно обронил мужчина. Рябой улыбнулся и, развернувшись, скрылся в толпе. Эйден вздохнул и покачал головой. – Может и наврал все с три ведра, но проверить стоит.

Неподалеку от Ублюдочной улицы он купил коня. Крепкого и выносливого гастанского вороного, за которого пришлось отвалить два серебряника, но конь того стоил. Ясан Меледи частенько повторял, что не стоит жалеть денег на еду, лошадей и бордели. И Эйден решил последовать его совету. На рынке удалось купить вяленого мяса, лука, хлеба и сыра. Еды хватит на несколько дней, а там и пополнить мешок можно будет. Коню Эйден взял пучок моркови и сверток с медовыми кубиками, помня слова Кадира, что гастанские лошади любят сладкое и так их проще приручить. В остальном лошади с островов были самыми неприхотливыми животными, идеально подходящими долгой дороге.

Со стражей у ворот проблем не возникло. Эйдена пропустили без лишних слов и обязательного досмотра. Стоило ему откинуть капюшон и показать лицо, как стражник, пробормотав молитву, отступил в сторону. Но Эйден помнил слова наставников. В Ларахе к Белым маскам относились с опаской и почтением, но были места, где их попросту ненавидели и презирали.

За воротами тоже кипела жизнь. Ларах окружали небольшие поселения, тянущиеся вдоль восточного тракта до самого леса. Эйден, не желая привлекать лишнего внимания, накинул на голову капюшон, однако черный конь и всадник в черном все равно приковывали взгляды.

До леса Эйден доехал только к вечеру и, подумав, решил остановиться на постоялом дворе. У коновязи стояли только две лошади, что говорило об отсутствии посетителей, а значит, можно спокойно поужинать и дать отдых коню.

– Чего господин желает? – угрюмо спросил седой старик, чье лицо покрывали пигментные пятна, когда Эйден вошел внутрь и подошел к стойке, рядом с которой расположились бочонки с вином и элем. Мужчина положил на стойку десять медяков и криво улыбнулся, увидев, как глаза хозяина вспыхнули от жадности.

– Ужин, корм для коня, комнату на ночь, – хрипло ответил он. Однако монеты придержал ладонью, когда хозяин к ним потянулся. – И ответы.

– Миклоф, обслужи коня господина, – гаркнул старик. Щуплый паренек тут же подскочил с низенького табурета и умчался на улицу. Старик забрал деньги и нацедил кружку эля, которую поставил перед Эйденом. Затем старательно все пересчитал и ссыпал монеты в кошелек. – Чем могу служить, господин?

– Мимо твоего двора не проезжал недавно безносый человек? – спросил Эйден. Старик потемнел лицом и сплюнул на пол.

– Был такой. Ежели на него пала метка Тоса, то и поделом ублюдку. С ним трое было. Девчонка вшивая и двое мальчишек. Кабанью ногу печеную сожрал, а за ужин не заплатил. Зато старшему моему голову разбил кружкой. Мол, смотрел тот на него неуважительно, – Эйден слабо улыбнулся, вспомнив, как чувствительно Эрик относился к своему недостатку. – Еще грозился, что мадама его какая-то двор мой спалит.

– Он не говорил, куда отправился?

– Нет, господин. Хотя… – старик повернулся к эркеру, перед которым сидел рослый парень с замотанной грязной тряпкой головой. – Шунчик. Ты этого лиходея обслуживал. Не трепал он языком часом?

– Трепал, да немного, – ворчливо ответил Шунчик. – Мальцу одному оплеуху отвесил за то, что тот жрет шумно, а потом сказал, что в лагере его уму-то научат.

– Где лагерь?

– Не сказал, господин, – уважительно ответил паренек. – Да только дорога через лес одна. За лесом уже баронские земли.

– Барона Одита? – уточнил Эйден, вспомнив занятия у Эогена Лурье.

– Его. Людоеда проклятого, – снова сплюнул старик. – Уж не по его ли вы душу, господин?

– Нет, – помотал головой мужчина. Он сделал глоток эля и поморщился. – Вода есть?

– Миклоф, притащи воды из колодца, – приказал хозяин младшенькому, который вздохнул и умчался за требуемым. – Еще чего надо, господин?

– Ужин и комнату, – напомнил Эйден. Старик хлопнул себя ладонью по лбу и, вытерев руки об засаленный фартук, ушел на кухню.

– Бобовая каша сегодня. И суп из барашка, господин, – сказал Миклоф, ставя перед мужчиной ведерко с ледяной водой и железным ковшом. Эйден сделал глоток и улыбнулся. Затем бросил мальчишке мелкую монетку и пересел за стол, рядом с камином.

Закончив с супом, Эйден придвинул к себе тарелку с бобовой кашей и запустил в ароматную гущу деревянную ложку. Однако насладиться ужином ему не дали. Тяжелая дверь открылась, пропуская в общую залу двух крепких здоровяков в кожаных куртках. За ними в корчму вошел худощавый человек в темно-коричневой мантии, но Эйден увидел, как блеснула золотом тяжелая пряжка на поясе.

– «Пахнет пудрой и духами. Кто-то важный», – подумал он, искоса наблюдая за странной троицей. И если здоровяки заняли места у входной двери, то тот, кого они сопровождали, обвел немногочисленных посетителей задумчивым взглядом, остановился на Эйдене и, тонко улыбнувшись, направился к нему.

– Вы позволите? – тихо спросил он, остановившись в паре шагов от стола. Эйден молча кивнул. – Значит, слуги не врали, когда сказали, что видели Белую маску у восточных ворот. Позвольте представиться…

– Нет нужды, милорд Леверин, – перебил его Эйден и сдержал улыбку, заметив, что мужчина дернулся, как от пощечины.

– Как вы узнали? – хрипло спросил он.

– Темно-коричневый. Цвет дома Леверин, милорд, – пояснил Эйден, указав на мантию мужчины. – И вышитый герб с золотым соболем, который старательно прикрыт цветком зимнего тюльпана, может носить на мантии только милорд Роман Леверин.

– Однако с вашего позволения капюшон я снимать не буду. Мой визит должен остаться втайне, – проворчал лорд Леверин. Эйден же лишний раз поблагодарил Эогена Лурье, заставившего далтэ учить его книгу о домах империи.

– Как угодно, милорд, – кивнул он, отодвигая в сторону тарелку с бобовой кашей. Лорд Леверин хмыкнул и, покопавшись во внутреннем кармане, положил на стол серебряную монету с ликом Тоса, заставив Эйдена удивиться.