– Понимаю. А он? – из-под кровати донеслось недовольное ворчание.

– Он останется тут, – снова улыбнулся Эйден и поджал губы. – Белые маски странствуют в одиночестве.

– Понимаю, – повторил Костис. Он поднял с пола покрывало Кадира, свернул его и положил на полку рядом с резными фигурками. Затем лег на жесткое дерево, вздохнул и сразу же уснул. К Эйдену сон не шел, и он всю ночь простоял у окна, пока небо над дикой частью Лабрана не окрасилось в рассветные цвета.

– Проснулся? – спросил Эйден, услышав недовольное ворчание. Помятый кот выбрался из-под кровати. Его пасть была испачкана в запекшейся крысиной крови и оранжевые глаза внимательно смотрели на мужчину. Эйден кивнул и похлопал себя по бедру, после чего добавил. – Пошли прогуляемся.

В этот раз Эйдена никто не окликнул. Ни часовые на стене, ни редкие слуги, проснувшиеся с первыми лучами солнца и приступившие к работе. Белая маска давно остыла, намертво слившись с лицом. Когда Эйден прикасался к ней пальцами, он чувствовал легкую боль. Но эта боль ни в какое сравнение не шла с болью, от которой страдало сердце.

Эйден вышел за ворота обители и направился к дикой части острова, которая была видна из окна их с Кадиром спальни. Кот послушно следовал за ним, изредка порыкивая, если в траве шуршало что-то интересное. Воздух был свеж и приятно бодрил тело после жуткой ночи. Однако улыбаться этому утру Эйдену совершенно не хотелось.

Он дошел до подножия гор и остановился. Кот, усевшись рядом, вопросительно заворчал и тронул мощной лапой бедро Эйдена. Тот повернулся и задумчиво поджал губы.

– Пришла пора прощаться, – хрипло сказал Эйден. – Туда, куда я отправлюсь, скальным котам места нет. Да, знаю, что тебе это не нравится. Можешь приходить в спальню, если тебе хочется. Но скоро туда подселят новых детей. Не сожри их ненароком.

Кот недовольно рыкнул, словно понимая сказанное.

– Кадир часто спрашивал меня, почему я не дам тебе имя, а я не знал, что ответить. На островах Гастана верят, что духи после смерти бродят по земле, пытаясь найти покой и тепло. Поэтому гастанцы дают имена ушедших не только детям, но и живности. Лошадям, собакам или котам.

Кот заворчал, но человек в белой маске услышал в этом ворчании одобрение.

– Ты был грязным котенком, который ел плоть своей матери, чтобы выжить, когда я нашел тебя. Сейчас ты превратился в могучего зверя, способного лапой убить любого. Твой нрав колюч, но и тепло в твоем сердце тоже есть и его много. Да… Кадир? – улыбнулся Эйден. Кот шумно фыркнул и, подойдя ближе, потерся спиной об бедро. – Мессир часто повторял нам, что привязанности нет места в жизни Белой маски. И он прав. Я должен оставить свои страхи, свои сомнения и свою боль здесь. На Лабране. За соленым морем меня ждет иная жизнь, в которой прошлому нет места. И ты понимаешь это лучше, чем кто-либо другой. Ты хотел странствовать по тракту вдвоём, но жизнь Белой маски – это одиночество. Здесь наши пути расходятся.

Скальный кот резко сорвался с места и помчался вперед. Эйден прищурился и вздохнул, наблюдая, как могучий зверь взбирается на скалы. Мощные лапы подбрасывали мускулистое тело вверх, а огромные когти не давали соскользнуть и упасть вниз, на острые камни. Как только кот исчез из виду, тишину утра нарушил тоскливый вой, от которого свело судорогой мертвое сердце. Его услышал каждый на острове, но никто так и не понял, почему в этом вое столько боли.

– Прощай, Кадир, – тихо произнес Эйден и, развернувшись, направился по тропинке обратно к обители Белых масок. Его сердце билось ровно и спокойно.

– Нечасто бывшие далтэ приходят, чтобы попрощаться, – улыбнулся Эоген Лурье, когда дверь в его кабинет открылась.

– Чаще всего они пытаются прирезать бывшего наставника? – улыбкой на улыбку ответил Эйден. Мужчины рассмеялись, но в глазах Эогена блеснул интерес.

– Чутье подсказывает мне, что ты не просто так навестил старика, – сказал он.

– Чутье подвело вас, мэйстэ, – ответил Эйден. – Это всего лишь прощание. И моя благодарность за науку.

– Возьми это, – хмыкнул смущенный Эоген и, взяв со стола небольшую книгу, протянул её мужчине.

– «Дома империи Эренвальд. Большие и малые», – прочитал Эйден. – Благодарю, мэйстэ.

– Я так и не дописал её, но ты всегда отличался усердием на моих занятиях.

– Не так, как Костис, – усмехнулся мужчина.

– Ему я тоже дам экземпляр, – кивнул Эоген Лурье. – Возможно вы закончите труд моей жизни.

– Книга написана на лабратэнга, – удивился Эйден, пролистнув несколько желтых страниц.

– Да. Но для тебя не составит труда прочесть её и дополнить.

– Я помню первое занятие, мэйстэ, – чуть подумав, ответил мужчина и указал рукой на стену. – Та надпись…

– Помню. Её написал мой друг, Вейталий, – в глазах Эогена блеснула боль. – А идея была моей.

– «Если ты эта прачитал, значит, ты выучил лабратэнгу», – прочел Эйден и улыбнулся. – Написано с ошибками.

– Да. Мы не были прилежными учениками, – сварливо ответил Эоген. – И всегда любили хорошую шутку. Вейталия выпороли за порчу стены. Он взял вину на себя и теперь надпись постоянно напоминает мне о нём, о нашей дружбе, о нашем бое в святилище перед ликом Владыки.

– Разве не проще стереть её, мэйстэ, и забыть.

– Проще. Но я не хочу это забывать.

– Благодарю, мэйстэ, – тихо ответил Эйден и, поклонившись, покинул кабинет. Он знал, что старик еще долго будет сидеть на своем скрипучем стуле и смотреть на стену. На Лабране сложно сбежать от прошлого. Оно всегда рядом и всегда причиняет боль. Но свое прошлое Эйден твердо решил оставить позади.

Припасы он пополнил быстро. Большая часть необходимых трав и готовых зелий лежала в серебряной шкатулке. Недостающие игредиенты Эйден взял из вещей Кадира и у Маррада с Ясаном. За день до отплытия портной из поселения на берегу принес дорожный костюм из лабранской ткани. В таком облачении ходили все Белые маски и совсем скоро Эйден понял, почему.

– Эта ткань уникальна, мэйстэ Эйден, – сказал портной. Усатый, грузный мужчина, откликающийся на имя Вэйн. – Она многослойна и необычна. В холод она сохраняет тепло, в жару охлаждает тело. Цвет, как вы видите, черный.

– Он меняется, если взглянуть под углом.

– Так и есть. При разном освещении она выглядит иначе. К тому же она прочнее всего, что производится в империи, – пояснил Вэйн. – На груди три тайных кармана для зелий. Стандартные бутылочки влезают без проблем. Капюшон, как вы успели заметить, съемный. Он не стесняет движений и не ограничивает слух.