обливался кровавым потом и таки выбился в люди. Сейчас о нем не слышал разве что глухой. Но читал — точно.

А теперь команда Аргентины обезмессина и зла. Мартинес, голкипер, лютует, рвется из ворот к арбитру, его держат трое. Тренер, Лионель Скалони, что-то пытается доказать судье, окруженный футболистами в бело-голубом, но тот непреклонен. В стороне толпятся красно-черные с виноватым видом.

Вопреки стараниям аргентинцев, Эми Мартинес вывернулся и налетел на красно-черных, расталкивая их, как кегли, за что быстро получил горчичник, и это его остудило.

Его показали крупным планом: лицо красное, ноздри трепещут, в глазах полыхает огонь. Скалони разогнал своих, размахивая руками, как регулятор дорожного движения, и игра продолжилась, но теперь судья свистел в обе стороны.

На перерыв команды ушли со счетом 0:0.

Звук пропал. В центр зала вышел Валерий Кузьмич и замер, ожидая, когда воцарится тишина. Ощущение было, словно прикручивали звук на старом телевизоре: тише, тише, еще тише, и вот уже звенит тишина.

— О чем я хочу поговорить? — сказал Непомнящий. — Все видели игру? Да. Все видели, что момент спорный. Можно было назначить пенальти, можно было хотя бы дать желтую, но судья и этого не сделал. Аргентина лишилась лучшего игрока, был спровоцирован конфликт, который наверняка закончится охотой на бельгийских фанатов на улицах города, но речь не о том…

— Судью на мыло! — крикнул Кокорин.

— Бесспорно, — согласился с ним Денисов.

Непомнящий продолжил:

— Никто бы не акцентировал внимание, если бы травмировали рядового игрока, но даже так судья не постеснялся придерживаться выгодной стратегии, не боясь, что это будет концом его карьеры. К чему я клоню, понимаете?

Все начали молча переглядываться, и он ответил сам:

— Вполне возможно, что мы окажемся на месте Аргентины. Будьте готовы сжать зубы и работать. Никаких «судью на мыло» — это удаление. Никаких потасовок с противниками! Месть — блюдо, которое подают холодным…

Вскочил Сэм и затараторил:

— Да! Мы когда с «Рейнджерс» играли, поляк, Радзински, плюнул в лицо нашему столбу, Рябову. Антоха ему — на-на! Удалили. Еле вничью сыграли, в меньшинстве-то.

Непомнящий кивнул.

— Да, я смотрел этот матч. Хорошо, что товарищеский матч был, иначе вашему игроку грозило бы исключение.

— Котакбас, — прошипел Сэм, садясь и сжимая ручки сиденья.

— Об этом я и говорю. Удаления нам не нужны. А местью будет наша победа несмотря ни на что.

Зал оживился, теперь все сосредоточили внимание на игре и искренне сопереживали Аргентине, которой не везло, хоть судья и не свирепствовал, убоявшись народного гнева. Зато на них обиделся футбольный бог: Лои Опенда упал и захромал.

В помощь ветерану Лукаку тренер выпустил неизвестного в реальности темнокожего паренька, Рика Могуту — огромного, с дредами.

Ну да, чем дальше страна от Советского Союза, чем меньше взаимодействие, тем меньше расхождение в составе команд. Сборная Аргентины, как и Бразилии, та же, манера игры у них такая же, а вот у бельгийцев — изменения в составе.

Могута играл примерно, как наш Сэм. Я бы назвал эту манеру стилем носорога: разогнался и прет, иногда отдавая мяч. И вот этому Могуте подфартило: он запулил чуть ли не из центра поля, мяч пролетел над головами и попал в правый верхний угол. Два-три миллиметра — и не попал бы. Но — повезло.

Мартинес упал, сжав голову руками, трибуны, возненавидевшие бельгийцев, завыли и заулюлюкали. Но гол есть гол.

Как аргентинцы ни старались, сравнять счет не получилось, и чемпионат преподнес очередной сюрприз: Аргентина — Бельгия 0:1. Впервые это противостояние закончилось в пользу европейцев.

А еще праздничное настроение было слегка подпорчено намеком, как с нами могут поступить на следующей игре. Потому на прямой эфир мы шли с трезвыми головами.

Правда, посмотрев, как ликует народ, снова зарядились позитивом.

В полдвенадцатого, когда я уже собрался спать, в номер завалились Кокорин, Микроб, Коровьев, Топчи и Пиняев, все слегка навеселе, кроме последнего.

— Привет герою от героев! — воскликнул Коровьев, подошел к мусорному ведру и выбросил бутылку из-под шампанского.

— Что-то вы разошлись, — улыбнулся я.

— Ну а че, играть не надо, чего бы не расслабиться, — пожал плечами Кокорин, присаживаясь на мою кровать. — Вообще-то мы по делу.

Пиняев, занявший кресло, так заерзал, что я заподозрил неладное и напрягся.

— По делу, да, — повторил Микроб, и веселость мигом слетела с него.

— Выкладывай.

Я сел рядом с Кокориным. Пятерка гослей переглянулась, как заговорщики. Коровьев схватил бутылочку с водой с моего стола.

— Не возражаешь? — Не дожидаясь разрешения, он свинтил пробку и присосался к горлышку.

— Мы, собственно, насчет Дзюбы, — перешел к делу Микроб. — Чудит он.

— Было дело, — согласился я.

Кокорин хлопнул по спине Пиняева.

— Серега на его месте был бы эффективнее. А в связке с Федором вообще космос. Месси и Роналду, это ж обалдеть! И враг будет сломлен.

— Не Роналду, — возразил Пиняев, который пытался играть, как Месси, потому что был таким же низкорослым, юрким и выносливым, но все равно имел фирменный стиль, который сравнивали как раз-таки с манерой Роналду, и в этой реальности он был более ярким.

— Ну а я тут при чем? — осторожно поинтересовался я.

— Карпин к тебе прислушивается, — сказал Кокорин.

— Вы серьезно? — усмехнулся я. — Я ж на скамейке сидел, пока Игорь не травмировался. Ну нашепчу я ему про Дзюбу — и? Во-первых, гнильцой такое отдает, во-вторых, никто меня слушать не будет, и, в-третьих, тренеры не дураки и сами все видят. А устраивать стачку «Дзюбу — на скамейку» — я бы не стал и вам не советую сеять зерна раздора. Ну правда.

Гости снова переглянулись.

— Ладно, — проговорил Кокорин, поднимаясь. — Спокойной ночи.

Я посмотрел на Микроба. Эх, Федор, тебе-то зачем эти дрязги? Микроб поймал мой взгляд и пожал плечами: а я что, я ничего, и не собираюсь интриговать, это так.

Ну, буду надеяться.

Когда улегся, стоило сомкнуть веки, и перед глазами мелькала нарезка кадров из игры, ревел стадион. Накатывала радость и мешала спать. Но в конце концов усталость победила адреналин.

Разбудили меня крики в коридоре, причем это была не просто перекличка. Случилось что-то скверное, дурное предчувствие разлилось холодом по спине. Наспех одевшись, я высунулся в коридор, где пробегал встревоженный Тихонов.

— Что случилось? — спросил я.

— Коровьев траванулся, — ненадолго остановившись, ответил