ни у древнейших Отцов – там вообще нет понятия о страхе перед наказанием, который людей загоняет в храм и заставляет их поститься.

Но, говорит дальше странник, воздержание от грехов «не только страха ради адских мук, но даже и желания ради Царства Небесного» – этот вот путь «святые Отцы называют делом наемническим». Желание награды в Царстве есть путь наемника. Даже желание что-то заслужить есть путь наемника. А Бог хочет, чтобы мы шли к Нему путем сыновним, то есть из любви и усердия к Нему. От страха человек в какой-то момент исцеляется. Любой страх проходит, и тот, кто поверил в Бога, потому что боялся, после того как выздоровеет, излечится от своего страха, становится чудовищем, неуправляемым животным.

Именно эту черту мы видим в цивилизации XVIII века в Европе и XIX – начала XX века здесь, на Руси. Почитайте французских писателей XVIII века. Страшно читать то, что писали Дени Дидро и его современники. Но почему они стали до такой степени безнравственными людьми? Потому что они освободились от страха и поняли, что Бога бояться нечего, а раз Его нечего бояться, значит, всё позволено. Раз Он не наказывает, значит, можно делать всё что угодно. Жан-Поль Сартр был очень умным человеком, и он прекрасно описал на своем личном примере, чту происходит с человеком, который избавляется от страха перед Богом. Он говорит, что когда был малым ребенком, прожег однажды дома ковер и первые дни очень боялся, что Бог его за это накажет, потому что Бог видит всё – так его учили дома, мать его так учила. Но когда Бог его не наказал, он понял, что бояться нечего, и начал терять веру именно с этого момента. Можно сказать, что именно потому люди на Руси потеряли веру, в основном – к концу XIX века, что их учили бояться Бога. Даже есть выражение такое: «Бог наказал» или «Бог накажет». И, естественно, когда проходит страх перед этим наказанием, человек становится неуправляемым, человек становится животным. Ориентация на эту «религиозность страха» есть путь к раскрепощению в человеке зверского, животного начала.

Но ведь есть же такое понятие в Библии, как страх Божий, чуть ли не на каждой странице, особенно в некоторых книгах, например, в Притчах или в Премудрости. Что же это такое – страх Божий? И вот здесь, оказывается, очень продуктивно обратиться к латинскому переводу Библии. Дело в том, что латинский язык обладает чрезвычайно богатой синонимикой. И если по-гречески φόβος – это самый разный страх, в частности страх Божий, то по-латински есть слово pavor – это страх перед чем-то жутким, есть слово metus – страх, который нападает на человека, давит его и разрушает, есть слово terror, и есть слово timor. Так вот, страх Божий в латинской Библии – это timor Dei, откуда французское слово timide, робкий, откуда слово английское timidity с этим же значением. Значит, страх Божий не есть ужас перед языческим богом, который покарает, который накажет, а это робение перед Богом, Которого любишь и Которому боишься сделать больно. Вот это что такое, об этом я много раз говорил. Поэтому, когда мы утверждаем, что нельзя идти к Богу путем раба, мы ни в коей мере не отрицаем такого понятия, как страх Божий. Мы только обнаруживаем подлинное значение этого понятия, этого выражения.

Понятно, что сегодняшнего человека ничем не испугаешь, поэтому дорога страха уже стала тупиковой. Более того, дорога страха перед наказанием тем страшна, что, когда на страхе перед грядущим наказанием основана религиозность, человеком очень легко манипулировать. И поэтому религия, христианство, Церковь наша в минувшие века действительно использовались властями для того, чтобы держать людей в подчинении. Разумеется, это не историки-марксисты выдумали, что Церковь была орудием угнетения простых людей в Средние века, а на Руси – так и в XIX веке. Потому что религия действительно использовалась с целью подавления в людях всего живого. Говорили: «Это грешно, это нельзя, за это тебя Бог накажет».

Но теперь-то мы понимаем, что это никакого отношения к подлинному православию не имеет, что это какой-то нарост на историческом православии, от которого, слава Богу, Церковь сегодняшнего дня избавляется и от которого всегда были свободны святые. Поэтому, если мы посмотрим на духовность преподобного Сергия, мы не увидим там такой задавленности, забитости, загнанности в угол, а увидим радостную и абсолютно освобожденную от всякого страха любовь к Иисусу. В этом и заключается духовность преподобного Сергия. И в этом заключается духовность «Откровенных рассказов странника», именно в освобожденности духа в любви к Господу. Мне кажется, что эта книга очень важна нам, христианам сегодняшней России, потому что она, с одной стороны, глубочайшим образом укоренена в нашей традиции, а с другой стороны, она представляет собой исповедание абсолютно свободной веры.

Понятно, что и путь наемника тоже непродуктивен, потому что грустно думать о том, что можно заслужить Царство Божие какой-то работой. Тем более что апостол говорит: мне хочется, чтобы ты доброе делал добровольно, а не по принуждению, чтобы была у тебя в сердце потребность к этому доброделанию, чтобы оно не было вынужденным. Значит, для нас остается один-единственный путь – сыновний путь любви. И слава Богу.

Интересно, что в одном из своих дневников Владимир Иванович Вернадский писал, что христианство на протяжении истории раскрывалось, более и более обнаруживало, чту есть его суть. В первые века [его существования] мыслители того времени пытались привлекать Библию для объяснения всего: для объяснения устройства Вселенной, для объяснения астрономии, биологии и так далее. И поэтому были возможны дискуссии на тему, что вращается вокруг чего: Солнце вокруг Земли или Земля вокруг Солнца. И поэтому были возможны дискуссии об эволюции, то есть, Церковь претендовала на то, чтобы вмешиваться в науку, учить ученых и говорить о том, о чем думать можно, а о чем думать нельзя, как понимать то или иное физическое и биологическое явление не грешно, а как грешно. Но к XX веку Церковь обнаружила саму себя: чту есть ее, а что – не ее. И совершенно ясно, что сегодня ни один верующий православный человек, разве что живущий во власти средневековых представлений, не будет утверждать, что надо использовать Библию для того, чтобы объяснить, чем отличается поведение одного животного от поведения другого животного, или чем отличается один исторический период в геологии от другого периода в геологии. Для этого мы не будем использовать Священное Писание. Но чтобы понять, а что там, внутри меня – не с точки