чтобы жизнь людей не превратилась в ад. Потому что когда государство не действует, тогда людей начинают убивать на улицах, тогда начинают врываться в частные дома и грабить их, начинают действовать банды и отдельные преступники, рэкетиры и так далее. Мы видим сегодня, что нынешняя власть именно с этой своей функцией не справляется. И тут уже речь не идет о том, какая она: правая, левая, ориентированная на коммунистические ценности, или на демократические, или на националистические, или на какие-то еще другие ценности. Здесь речь идет только о том, что власть не справляется со своей функцией.

Ну, и потом совершенно ясно, что войну можно вести только на чужой территории или, во всяком случае, с другим государством, вторгшимся на нашу территорию. Понятно, что можно вести войну с Турцией, с Аргентиной, с Перу, с Бразилией, с любой другой страной.

Но вести войну со своей страной невозможно. Значит, надо понять: если Чечня – это другая страна, то мы с ней можем вести войну, но тогда надо все-таки эту войну вести по законам военного времени. Если же это часть нашего государства, то здесь должны действовать спецслужбы. А спецслужбы именно тем и отличаются от армии, что они не стреляют из пушек, не используют огонь; они действуют тихо: появляются в соответствующих местах, проходят незамеченными и надевают на кого надо наручники. Но эти люди без лиц куда-то исчезли; действуют не они, а регулярная армия.

Так что, если христианин об этом не говорит, значит, он не христианин, значит, это наше пустое христианское обрядоверие. Вот почему мне в этом смысле кажется очень важным и очень ценным, что, когда была будённовская трагедия[19], против силового решения конфликта выступали самые разные депутаты: не только из демократического лагеря, но и коммунисты, и самые неожиданные люди. То есть, против выступили люди с совестью. Люди без совести – смолчали. Сейчас, в условиях начинающейся президентской гонки, вероятно, все боятся сделать ложный шаг. Поэтому политики затаились, никаких определенных политических заявлений на эту тему не сделано.

И поэтому я думаю, что письмо двенадцати священнослужителей Русской Православной Церкви не есть политическое выступление. Меня сегодня в Московской патриархии пытались уверить – почти от лица Патриарха (но это не Святейший, потому что он занимает совершенно другую позицию, это стало известно, – а чиновники Московской патриархии) – в том, что это политическая акция, что это политическое выступление, что это абсолютно недопустимо для священнослужителя. Нет, это не политическое выступление. Это выступление только с изложением нашей нравственной позиции: что сила здесь не может быть применена. Потому что эти разрушения – это как если бы вместо того, чтобы мышь поймать в мышеловку, сожгли дом. Они сделали нечто подобное, показав свой полный непрофессионализм.

Ну, кроме того, конечно, ни один честный человек просто не может без ужаса читать слова Барсукова о том, что все чеченцы либо убийцы, либо бандиты, либо воры. Действительно, прав Александр Минкин, что Генеральный прокурор просто обязан возбудить уголовное дело по статье о разжигании межнациональной розни против этого человека. Это совершенно ясно, тут двух точек зрения быть не может. И это опять-таки не участие в политике ни Александра Минкина, ни мое. Я не знаю, верующий Минкин или неверующий, он об этом никогда нигде не говорил и не писал, но это нравственная позиция человека. Потому что мы прекрасно знаем, что народы быть плохими или хорошими не могут. В каждом народе есть всякие люди:

люди с проснувшейся совестью, люди бессовестные, люди заторможенные, с совестью, находящейся в состоянии анабиоза; есть преступники, есть прекрасные люди, есть очень честные и наоборот – то есть, нация в целом преступной быть не может. Это уже называется на любом языке словом «расизм». И совершенно ясно, что в государстве, которое является хоть сколько-то христианским по своему населению, по своим традициям, по своей устремленности, ориентированности, никакой расизм абсолютно недопустим, неприемлем.

И вот я, когда думаю о том, какую христиане должны в таких случаях занимать позицию, все-таки вспоминаю, что христиане Германии сразу не приняли фашизм. Только очень маленькая группа выделилась из лютеранской церкви – духовенство, которое пошло на сговор с фашистами, которое создало националистическую патриотическую Церковь Германии. Но ни лютеране, ни католики, ни меннониты, которых довольно много в Германии, – никто не принял фашизм, все заняли резко антифашистскую позицию. И если говорить о том, кто из немцев погиб во время Второй мировой войны в концлагерях, то первое место занимают немцы еврейской национальности, второе место – духовенство и христианская профессура университетов, и только на третьем месте стоят коммунисты. Во-первых, коммунистов было не так много, во-вторых, кто-то успел сбежать в Россию, кто-то сумел найти общий язык с фашистами.

Это надо помнить, что христиане с самого начала оказались абсолютно нетерпимы к фашизму. И, кстати говоря, Папа Римский еще до начала Второй мировой войны высказывался очень прямо и жестко в отношении фашизма, его недопустимости и несовместимости с христианством. И затем, во время войны очень многие религиозные лидеры самых разных направлений то же самое говорили. Так что здесь абсолютно никакой неопределенности не было, той неопределенности, которая существует у нас. Если мы к концу XX века не сдадим в архив насилие как способ решения политических проблем, то, конечно, ничего хорошего в XXI веке не будет.

Боль за будущее – это, в конце концов, то, что составляет существо миссии Церкви в мире. Потому что, конечно, миссия Церкви заключается не только в том, чтобы пасти верующих. Понятно, что сегодня в России примерно 1 % христиан, а остальные не христиане. Понятно, что в любом государстве сегодня не более 10–15 % христиан, а остальные люди – или нейтрально относящиеся к религии, или полуверующие, или традиционные христиане (потомки христиан), или просто не христиане. Понятно, что и в Средние века тоже христиан – людей, открытых Богу, было не так уж много, – в основной своей массе люди были тоже христиане традиционные. Но вместе с тем, сколько бы нас ни было: 2 %, 5, 10, 15, даже 20 % – мы являемся той закваской, которая работает не только на самоё себя, но и на всё общество, на всех людей, которые нас окружают, то есть на неверующих.

При советской власти Церковь понималась как организация, работающая на удовлетворение религиозных потребностей верующих людей. Но сегодня, конечно, миссия Церкви совершенно другая, она всегда – другая. Помните, что Иисус в начале Своей проповеди поселился в Галилее языческой? Так там прямо и сказано –