В этом было что-то… романтичное. Своим большим пальцем она поглаживала мою руку, влево-вправо, влево-вправо. Так это любовь?

– Я постараюсь, – прошептала я.

– Я д-думаю, вам тут понравится, – Маркус заикался, шурша бумагами и краем глаза наблюдая за Фией и мужчиной в синем. Сверху на стопке лежал уныло-серый конверт с бронзовым анкхом – на нем стояло имя Маркуса. Бумага вся была какая-то помятая, влажная, словно ее сжимали потными руками. Все смотрели на меня и ждали, чтобы я сделала ход.

– А что от меня потребуется?

– Вы будете координировать работу персонала на нашем этаже, где обрабатывают заявления на мелкие страховые выплаты. Вы уже и так по собственному опыту знаете, как тут все устроено, – Маркус засмеялся, и лицо у него все зарделось. Бумаги у него в руках начали размякать, и словно рябь пошла по столу.

– Но, Маркус, – ответила я. – Разве это не ваша работа? И куда вы уходите?

– Все в порядке, – сказал он, только как-то слишком громко. Он держал синий конверт, и руки у него едва заметно тряслись. – Все в порядке. Что-нибудь найду. Весь мир к моим услугам. Это даже замечательно. Замечательно.

Фиа вздохнула, еле слышно цокая языком.

– С Рождеством вас, Нора. Мы подумали, вы это заслужили. Теперь вы далеко пойдете. Пустите корни. Подумайте о себе. Просто представьте, где вы себя видите в будущем. Это кресло, весь этот офис. Тут наклевывается что-то серьезное.

По дороге домой я завернула в газетный киоск на углу – из тех ларьков, что промышляют всякой мелочевкой, за которой быстрее летят выходные. Я специально свернула с маршрута, чтобы найти такой, куда не каждый день заезжаю. Я разглядывала полки с разными сладостями и кремовыми десертами, минуя полки с желтой прессой, вином, пивом и джином. Люди приходили и уходили, толкаясь и даже не взглянув на меня. Люди, озабоченные только собственной жизнью, ищущие мимолетных удовольствий не дороже, чем за десять фунтов.

С помутившимся взглядом и с пустыми руками я подошла к кассе, за которой стоял усталый мужчина в окружении высоких пластиковых стеллажей, забитых карточками со стирающейся полосой и лотерейными билетами. С виду ему было под пятьдесят, хотя он столько в этой жизни повидал, наверное, что лет на сто хватит.

Я протянула ему купюру в двадцать фунтов и показала на ряд знакомых упаковок за стойкой. Он достал одну из них и кинул мне ее на прилавок вместе со сдачей и зеленой зажигалкой. Я легко пододвинула их к себе, как игрок в лаунж-баре, и смахнула рукой прямо в сумочку.

Всю дорогу домой сумка покоилась на пассажирском сиденье. Я избегала на нее смотреть, пока не подъехала к самому дому; вся улица, одетая инеем, жутковато сияла в тусклом янтарном свете уличных фонарей. Я достала из сумки пачку и одним изящным движением стянула с нее целлофан. Пачка со щелчком открылась, и оттуда показалось двадцать первозданно-ослепительных фильтров, словно белые башенки. Я достала одну палочку и перекатывала ее между пальцев, пока родной, знакомый запах не вернул меня в детство. Забавно, что эти смертоносные штучки напомнили мне безмятежные времена. Когда налетевшие сомнения тут же развевались, словно листопад на ветру.

Я чиркнула большим пальцем по зажигалке, ощутив на коже приятное трение зазубренной шестеренки. Наш темный дом затаился среди соседей, съежившись за их обвешенными огоньками стенами. Он совсем затерялся, словно ребенок за спинами опекунов. Заморыш. Или преступник, которого под руки ведут в камеру двое тюремщиков. Трудно было не поверить, что соседские дома вытесняют наш дом, и он постепенно обваливается, сантиметр за сантиметром.

Когда Арт успел позвонить в «Истон Гроув»? Мне он об этом ничего не говорил. Что он им рассказал? Как его об этом спросить?

Я вставила сигарету с зажигалкой обратно в пачку и кинула ее в бардачок. Точно, запах. Я вытерла руки о штаны, чтобы стереть с них запах, распушила волосы руками и вышла из машины в леденящий холод ночи.

Зайдя в дом, я затаила дыхание и, как обычно, кинула сумку у двери.

– Арт?

Я скинула туфли, понюхав мимоходом пальцы, и отправилась его искать. Нет ответа. В доме было холодно, почти как на улице. Из кухни налетел сквознячок, лизнув меня в лицо морозным языком.

Не раздеваясь, все еще укутанная в пальто и шапку, я бросилась в кухню и обнаружила, что задняя дверь распахнута настежь и слегка раскачивается под сквозняком. Я пошла ее закрыть, но что-то меня останавливало. Я не хотела смотреть. Меня объял непостижимый страх того, что я могла там увидеть.

Спиной к дому посреди сада стоял Арт. Из-за странной оптической иллюзии огни гирлянд от соседнего дома отсвечивали у него под ногами, словно он стоял на воде.

– Арт?

Он не обернулся и не ответил. В темноте я не могла понять, на что он смотрит, но мне было страшно подойти к нему и посмотреть самой. Вдруг что-то тронуло меня за щиколотки, и я тут же отпрянула. Это Нат обвилась вокруг моих ног, спасаясь от студеного тумана. И пришла она с улицы, Арт ее выпускал. Так не должно быть. Что он наделал? Как он мог вести себя так легкомысленно после того, что было?

– Артур, помоги мне, Нат на улице!

Я обвила ее руками за талию, пытаясь приподнять, но она была слишком тяжелой, а тело – слишком длинным, чтобы нести ее на руках.

– Арт, я одна с ней не справлюсь!

Он снова не шелохнулся, но я не могла позволить Нат пойти узнать, что с ним стряслось – каждую секунду, проведенную на улице, химикаты въедались ей в кожу, и она в любой момент могла исчезнуть в тени дурацкого куста в углу сада.

Мне как-то удалось затащить ее в дом, пятясь задом и согнувшись в дугу. Нат не вырывалась, но и не облегчала мне жизнь. Ее ноги волочились по земле, а глаза были устремлены в звездное небо.

Я завела ее на кухню и захлопнула дверь, отряхнув ей спинку от палых листьев и острых травинок. С ее лица уже совсем сошла детская шерстка, и кожа стала чистая, красивая и белая. Но вот тут, прямо под губкой, у нее виднелось темное пятнышко, как будто что-то черное подтекло и размазалось, когда она обтерла мордочку. Какая-то клякса. Наверняка наелась насекомых или ягод с куста. Взгляд у нее был ясный; вроде все в порядке. Волноваться о том, ядовитые ягоды или нет, будем позже.

Нат потрусила в гостиную, а я вернулась в сад, где так и остался стоять Арт. Ничего не говоря, я обвила его руками со спины и положила голову ему на плечо. Может быть, из нас двоих Арт всегда был самым