class="p1">Впрочем, злые языки и тут нашли к чему придраться. Говорили, будто скромность бракосочетания была с лихвой компенсирована богатством и роскошью подарков, которыми все заинтересованные лица смогли показать свою лояльность. Насколько правдивым было это утверждение, знали одни дарители, да и то – каждый лишь про себя, уверенно при этом полагая, что именно он и был самым щедрым

Мадам Иоланда в стороне тоже не осталась. Отлитое из серебра настенное распятие, которое изготовили в Италии по её собственноручному эскизу, не стыдно было подарить любому из пап. Оно крайне польстило молодым и можно было надеяться, что уверения в безграничной благодарности со стороны нового герцога Орлеанского не останутся одними лишь уверениями.

По другую сторону карточного стола в качестве партнера герцогини Анжуйской сидел, сетуя на слишком ранние морозы, старый герцог де Бурбон. Этот выбор мог бы показаться кому-то странным, если не знать того, что в Париж герцогиня приехала ради устройства брака своей дочери с юным Шарлем Валуа, а герцог давно уже был приглашен ею в качестве одного из сватов.

Кандидатура пригодная во всех смыслах!

Во-первых, старый герцог по праву знатности рода и старых военных заслуг состоял в Королевском совете, что придавало сватовству легкий оттенок дела государственной важности. Во-вторых, приходился королю прямой родней по линии матери, а, значит, был очень «к месту» как сват. И в-третьих, он всегда был терпим к Жану Бургундскому, что не могла не отметить королева. Именно за ней оставалось последнее слово в устройстве этого брака, а по донесениям мадам де Монфор, Изабо последнее время во всем усматривала попытки давления со стороны правящей партии. Так что и здесь присутствие демократичного Бурбона оказывалось весьма кстати…

– Моя дорогая, вы стали еще прекраснее, – сказала герцогиня, целуя мадам Бонну в подставленную щеку. – Воздух Парижа вам явно к лицу, чего не могу сказать о себе. Здесь я почему-то все время чувствую себя уставшей.

– Естественно. Всё от ваших бесконечных дел, – ответила мадам Бонна. – Но ничего, это мы сейчас вылечим. Праздный вечер в хорошей компании примирит вас с Парижем и заставит приезжать почаще – нам на радость.

Она повернулась к де Вертю и Бурбону и, погрозив им пальцем, сообщила.

– Её светлость любит карты, и игрок она отменный, поэтому извольте сегодня стараться, иначе она заставит нас всех раскошелиться и решит, что Париж для неё еще и скучен.

Мужчины снисходительно улыбнулись, а де Вертю на правах ближайшего родственника распорядился:

– Кто-нибудь, подайте стул для герцогини.

Тут же от толпы придворных отделился изящный молодой человек, похожий на танцора. Подхватив стул, он поднес его к столу и подобострастно поклонился.

– Кто вы, месье? – спросила мадам Иоланда.

– Шевалье де Бурдон, к услугам вашей светлости, – ответил тот и самым изысканным образом опустился на колено.

На первый взгляд шевалье показался очень красивым, но герцогиня сочла, что улыбается он чересчур сладко. Да и падание на колено выглядело несколько наиграно, с явным прицелом произвести впечатление. С одной стороны, хорошо – мальчик знает, как себя подать, но с другой – не слишком ли?..

– Де Бурдон служит при моем дворе, – небрежно пояснил граф де Вертю, пока герцогиня усаживалась. – Он впервые в Париже. Приехал на свадьбу, оказался полезен, и я его оставил.

– Он действительно очень услужлив.

– О да. И скоро наши дамы разорвут его на кусочки, – засмеялась мадам Бонна, передавая герцогине ее карты. – За те пару месяцев, что он здесь, половина моих фрейлин из-за него перессорилась. Теперь у них разбиты сердца, они без конца плачут, и это плачевно сказывается на моей прическе.

Мадам Иоланда обернулась на шевалье, уже поднявшегося с колена, но все еще стоящего за её спиной, и посмотрела на него более внимательно. Молодой человек с готовностью согнулся, словно желая показать себя ближе и лучше.

– У вас прекрасный расклад, ваша светлость, – прошептал он, касаясь оттопыренным мизинцем карт герцогини. – Если желаете, я мог бы помочь вам в игре.

– О нет, с ЭТОЙ игрой я справлюсь сама, – улыбнулась герцогиня.

Чтобы смягчить отказ, она вложила в свою улыбку как можно больше ласки и поощрения, и шевалье с поклоном отошел.

Послушный. Это хорошо…

– Не боитесь ли вы держать при дворе такого красавца? – спросила она у графа де Вертю. – При молодой жене этакое соседство может быть даже опасным.

– Не боюсь! – с вызовом ответил граф.

Однако взгляд его, брошенный на шевалье, беспечным не показался.

– Обожаю карты! – мгновенно сменила тему мадам Бонна, с трудом пытаясь разложить в своей небольшой руке огромные плотные листы. – Обожаю даже несмотря на то, что они такие неудобные и страшно дорогие. Воистину, пристрастишься к игре и начнешь думать, что безумие короля не всегда так уж плохо для его подданных. А господин Грингонер настоящий гений, раз смог такое придумать. Знаете, некоторые ученые люди полагают, что карточная игра – это… м-м… сейчас… – Прекрасная Беррийка закатила глаза, вспоминая. – Ах, ну да! Это символ общественного устройства! Не совсем, правда, понимаю – в каком смысле, но звучит впечатляюще.

– Ваш Грингонер обычный придворный живописец, мадам, – заворчал со своего места герцог де Бурбон. – Я точно знаю, что еще Людовик Святой запрещал карточную игру. За ослушание светским людям полагалось наказание кнутом, а игравшим монахам… точно не припомню, но чуть ли не смерть.

– Вы преувеличиваете, мессир, – заметила мадам Иоланда, рассматривая доставшиеся ей «жезлы», «динарии» и «кубки». – Мой дядюшка Иоанн Кастильский тоже запрещал карточную игру, но наказания там для всех были не так строги.

– Выходит, наш век милосерднее, – засмеялся герцог. – Вот вам и символ общественного устройства.

Он сделал первый ход и, обращаясь к хозяйке дома, пояснил:

– Что такое туз? Это деньги! Но туз бьет всех – даже короля, и получается: у кого деньги, у того и власть.

– Выходит, любой ломбардский дом может поменять власть по своему усмотрению? – презрительно спросил де Вертю.

– А как же! Поинтересуйтесь у её светлости – как долго в их любимой Италии просидит на троне какой-нибудь Висконти, если не будет иметь достаточно денег, чтобы скупить весь свой Милан! Или новый Болингброк, упаси Господь его душу с миром, скольких он союзников соберёт, не дай ему те же ломбардцы нужную сумму?

– Где тогда по вашей логике Бог? – спросила мадам Иоланда, выкладывая свою карту.

– А Бог – это «джокер», – игриво повел бровями де Вертю.

Щедрым жестом он выкинул на стол семерку «мечей», которую тут же забрала мадам Бонна.

– Нет, «джокер» – это слепой случай! – заявила она. – Но случай удачный, поэтому тот, кому он достается, всегда в выигрыше.

– Увы,