Обе руки кладутся в центр «розы ветров», и неведомая сила толкает их, указывая нужное направление, а в голову приходит число — расстояние до разыскиваемого объекта.

Число было — пятьдесят. Значит, его содержат в Урцхене. В тюрьме Урцхена.

Вернувшись в реальный мир, гоэта быстро, но тщательно уничтожила следы октограммы.

Радовало, что некромант жив — заклинание поиска не сработало бы для мёртвого. Но надолго ли? Если в деле замешан инквизитор, Малису не поздоровится. Его нужно было спасти. Но как? Увы, Эллина не обладала развитым даром и серьёзным магическим потенциалом, да и женскими чарами похвастаться не могла. Ни соратников, ни могущественных друзей, ни денег…

Всю обратную дорогу до гостиницы она напряжённо думала, перебирая варианты. Положение казалось безвыходным и оставалось таким вплоть до самого вечера, пока, уже готовясь ко сну, Эллина не вспомнила кое-что. Этому в училище не учили, более того, если бы узнали, что кто-то практикует, немедленно бы отчислили и поставили на учёт властей. А. может, и препроводили в руки следователя.

Риск? Безусловно, риск, потому что она знала об этом только в теории, от того же Малиса, и, что греха таить, из книг, в которые, заинтересовавшаяся его недомолвками, заглянула. Но оно того стоило — на кону стояли жизнь и здоровье близкого ей человека. А каждый день промедления мог обернуться новым витком пыток: ведь, судя по репликам Брагоньера, щадить любых тёмных он был не намерен.

Дождавшись самого глухого часа ночи, Эллина, как вор, выглянула в коридор и, захватив сумку, осторожно скользнула вниз по лестнице. Она надеялась не разбудить охрану и найти недостающие необходимые вещи внизу или на месте.

Сердце бешено колотилось от сознания того, что впервые в своей жизни она осмысленно шла на преступление.

Брагоньер позаботился о том, чтобы её охраняли: в холле гостиницы дежурили двое солдат. Ещё одного гоэта видела на лестнице, но он, к счастью, задремал на посту. Очевидно, она ценный свидетель, раз о ней так заботятся, позволяют жить за государственный счёт.

Прижимая к груди сумку, Эллина не сводила глаз с двух фигур, гадая, как бы их обойти. Они сидели у дверей в столовую и играли в кости. На полу рядом с ними стояла тарелка с куриными окорочками и какая-то бутылка, к которой они по очереди периодически прикладывались.

Уходить солдаты никуда не собирались, оставалось только отвлечь их, либо надеяться на счастливый случай. И он представился — один из караульных, зевая, погасил свечу и потащил товарища спать — «Всё равно здесь тихо, как в брюхе мертвеца».

Прижавшись щекой к перилам, гоэта прислушалась, не решаясь зажечь светляк. Но, вроде, всё было тихо. Наверное, солдаты устроились на кухне.

Выждав для уверенности ещё минут десять, показавшиеся ей вечностью, Эллина скользнула к двери и, отодвинув засов, выскользнула наружу.

Промелькнула мысль — вдруг кто-то задвинет его, как она тогда вернётся в номер, но гоэта отогнала её и быстрым шагом направилась в сторону выезда из города. Пешком, безусловно, дольше, да и погода не радует, но лошадь создаёт слишком много шума, её не спрячешь.

Сердце сжималось от каждого звука, от каждой тени, но Эллина шла, пересиливая себя.

Вот, наконец, и кладбище. Оно не принадлежит ни городу, ни окружающей долине, и на него можно беспрепятственно попасть.

Переждав традиционный ночной обход в тени стены последнего дома, Эллина практически бегом преодолела разделявшее её и ограду расстояние. Сначала перекинула сумку, затем кое-как перелезла сама, мысленно повторяя то, что должна сделать. Пожалуй, этого она боялась ещё больше, чем стражи — тёмного, непонятного и неприветливого мира, который мог не отпустить её.

На кладбище было тихо, как и положено быть тихо в доме мёртвых. Прижимая к себе сумку, гоэта шла по заснеженным дорожкам, вглядываясь в очертания могильных камней. Храмовый знак творился ей непрестанно, отгоняя души усопших.

Как молитву, Эллина повторяла: «Я пришла с миром, я не потревожу чужого покоя. Мир вашему праху!».

Наконец, она нашла подходящее место — ряд неприметных камней. Так хоронили преступников и тёмных, отдельно от всех, за аллеей сиротливо шелестящих по осени осин, у самой ограды. Определить его было просто — на каждом камне высекался знак какого-либо бога, а в начале и конце ряда в обязательном порядке ставился деревянный шатёр с частичкой воды из храмового пруда и свитком с молитвами.

Гоэта остановилась в самом начале ряда, положила руку на «домик бога» и помолилась небесным брату и сестре. Затем раскрыла сумку и достала моток верёвки. Её следовало обмотать вокруг себя и привязать к шатру.

В обязательном порядке на земле рисовались защитные руны.

Решившись, Эллина положила на ближайший камень прихваченные с собой дары — еду и горстку монет. Помедлила, но расцарапала ножницами руку. Капли крови упали на монеты, смешавшись со снегом.

Пока ранка не успела затянуться, гоэта начала читать призывное заклинание, путаясь и сбиваясь. Ей казалось, будто десятки глаз наблюдают за ней.

Тонкий голосок практически шёпотом напевал:

Луны свет и солнце — две половины,

Как кровь и земля, как злато и хлеб.

Ослепляющий свет с вечным мраком едины,

Вовеки веков един будет твой след.

Пусть тишина разверзнет объятья

И примет меня, новую путницу, в дом.

Пусть сняты границ будут заклятья,

И души на время покинут альков.

Всего на минуту, всего на мгновенье,

Ты ветром студёным пройдись по щекам.

Не дай мне испить чаши забвенья,

Но дай услажденье уму и глазам.

Замерев, гоэта ждала, гадая, правильно ли она всё сделала, правильно ли вспомнила.

Тёмным заклинанием призыва Эллина не пользовалась ни разу и теперь сожалела, что решилась на опасную для жизни авантюру, не осталась в гостинице. Ей начинало казаться, что она совершила глупость. У неё не было опыта общения ни с обладавшими особыми способностями духами, ни с демонами, а чтобы удержать их в повиновении требовалась магическая сила, которой гоэта, увы, не обладала. Так что всё зависело только от помощи богов, крепости защитного поля и доброй воли тех, кого она призвала. Эллина искренне надеялась, что это будет не демон, а что-то, что некогда было человеком.

Тишина стала звенящей, давила на уши, сжимала тисками виски, провоцируя бежать. Но это стало бы фатальной ошибкой: прочитав заклинание призыва, ни в коем случае нельзя двигаться с места, переступать более-менее безопасные границы у «домика богов».

Над одним из камней образовалось неясное свечение. Вовсе не над тем, на котором гоэта оставила свои дары. Значит, остальные могилы принадлежали преступникам, а та — тёмному. Лишь бы он оказался один! Но, увы, их количество нельзя предугадать: на камнях не делалось пометок. Как раз во избежание всевозможных ритуалов.