— А разве меня не выведет конвой?

Эллина всё ещё не верила и невольно сжала пальцы в защитном знаке при его приближении. Брагоньер неодобрительно хмыкнул, но не прокомментировал её действия.

— Конвой ждёт вас в коридоре, а мне необходимо дать вашим сопровождающим инструкции. Заодно прослежу, чтобы вы не ударились в бега: на моей памяти вы делали это дважды. И оба раза были бессмысленны. Правосудие, госпожа Тэр, неотвратимо, может быть беспощадным, но никогда не преследует целью причинение страданий. Вынужден признать, в вашем случае я ошибся с главным подозреваемым, но не ошибаются только мёртвые.

В коридоре соэр передал гоэту в руки солдат, подозвал дежурного офицера и что-то сказал ему. Затем обернулся к Эллине и, задумавшись, наложил заклинание оцепенения:

— Для вашей безопасности и моего спокойствия. В гостинице снимет судебный маг. До завтра, госпожа Тэр.

Её опять несли на руках, так же усадили на коня впереди всадника, но на этот раз она чувствовала себя куклой, не в силах пошевелиться. Хорошо, что рот не заткнули и глаза не завязали. Впрочем, какой смысл кричать и звать на помощь, когда твои спутники — солдаты?

Гостиница оказалась «для благородных», из тех, в которых Эллина бывала только по делам, предпочитая ночевать в более дешёвых заведениях.

К счастью, судебный маг поджидал их в холле, и гоэта оказалась избавлена от позора путешествия вверх по лестнице на руках или плече кого-нибудь из солдат. Ей позволили подняться самой и оставили одну в небольшом номере с мягкой кроватью, самом скромном из тех, что были, на последнем этаже. Но Эллину не волновали такие мелочи.

Стянув сапоги, она рухнула на постель и разрыдалась. Слёзы душили её, мешали дышать, смешавшись с отчаяньем, страхом и болью. Её трясло, бросало из жара в холод. Из желудка к горлу подкралась тошнота.

Часто-часто дыша, гоэта никак не могла успокоиться, судорожно всхлипывая, цепляясь пальцами за покрывало. Потом не выдержала и, слегка пошатываясь, бросилась в ванную. Её вырвало, но сразу стало легче, остались только дрожь и затихающая истерика.

В таком виде Эллину и застал врач, диагностировавший истощение, эмоциональное перенапряжение и упадок сил. Понимая, что больная не заснёт сама, он усыпил её, отдав судебному магу ряд предписаний по лечению.

— Я временно снял напряжение, но она плоха. Пациентке необходим покой, как физический, так и умственный, положительные эмоции, свежий воздух, хорошее питание и регулярный приём успокоительных препаратов. Я бы так же посоветовал магические сеансы. В первые дни пусть больше спит.

Проснувшись, Эллина чувствовала себя разбитой и опустошённой. Беспомощной и голодной. Ладони и ступни чесались, но гоэта знала, что трогать их нельзя. Да и трудно, если они перебинтованы. Значит, обещанный Брагоньером врач приходил.

Она плохо помнила вчерашний день: в голове стоял туман, — только то, что она попала в руки инквизитора. Знакомая с медициной, гоэта поняла, что в снотворное ей подмешали наркотик. Раз так, то дурман постепенно рассеется.

Эллина лежала под одеялом в ночной рубашке, надетой поверх нижнего белья. Стоило бы задаться вопросом, кто её раздевал, но ей было всё равно.

Купленная в городе одежда лежала на стуле. Было тут и кое-что новенькое, казённое, вроде тёплых чулок и шерстяного платья. Сама бы она такое никогда не купила, но выбирать не приходится.

Попробовав встать и умыться, Эллина поняла, насколько слаба.

Зеркало в ванной подтвердило худшие опасения. Следователь был прав, она похожа на ходячий труп. Такую и пожалеть можно, что он и сделал.

Еду ей принесли прямо в комнату, но плотно позавтракать не удалось: желудок отказывался принимать большие порции еды.

Оставив поднос на столе, судебный маг поводил рукой над её лбом, очертил в воздухе предполагаемые очертания ауры и, проделав ещё пару манипуляций, велел гоэте ложиться обратно в постель. Та не стала спорить, легла и безропотно выпила то, что ей дали — какое-то снадобье с мятным привкусом.

Более-менее она пришла в себя только на следующий день, когда нервное напряжение улеглось, а аппетит вернулся. Эллина как раз завтракала, с удовольствием поглощая булочки с джемом, когда в номер без предупреждения вошёл Брагоньер. Гоэта ойкнула, чуть не разлив кофе, и поспешила запахнуть полы халата.

— Я понимаю, что подозреваемая, но всё-таки женщина. Могли хотя бы постучать! Вдруг я не одета?

— Сомневаюсь. Мне доложили, что вы завтракаете, значит встали. К сожалению, в вашем положении придётся терпеть некоторые неудобства, госпожа Тэр. Как вы себя чувствуете?

— Спасибо, лучше. Мне собираться на допрос?

— Нет, я допрошу вас здесь. И дам доесть. Приятного аппетита!

Соэр расположился на стуле, наблюдая за тем, как Эллина заканчивает трапезу, а затем битых три часа нудно и долго расспрашивал о Доновере и Гланере. Его интересовала каждая мелочь, вплоть до привычек, пристрастий и любимой выпивки. И, разумеется, их отношения к ней. На робкую попытку гоэты возразить, что это личное, он жёстко заметил, что ничего личного у неё временно не будет.

— Я должен понять, почему выбрали именно вас. Гоэтов много, но им нужны были именно вы. Случайно ли?

Все показания тщательно записывались, детали — выверялись, любая попытка солгать или не договорить — пресекалась. Он каким-то седьмым чувством ощущал, когда она пыталась обойти некоторые моменты.

— Это унизительно! — не выдержав, выкрикнула гоэта. — Вам самому не противно копаться в моём грязном белье? Я сказала, что не буду говорить об этом, значит, не буду!

Она не желала говорить о Доновере, о том, что спала с ним, где и когда в первый раз.

— Я всего лишь выполняю свою работу, ничего больше. Чтобы вновь не пойти по ложному следу, мне необходимо знать все детали мозаики.

Брагоньер встал, налил стакан воды, растворил в нём дюжину капель из зелёного пузырька, стоявшего на прикроватном столике, и протянул взволнованной Эллине:

— Выпейте, госпожа Тэр, сделайте несколько глубоких вдохов. Понимаю, вам пришлось пережить пару не самых приятных моментов, но постарайтесь не попустительствовать истерике. Вы взрослая женщина, гоэта, а не маленький ребёнок, должны уметь контролировать эмоции.

— Мне простительно, — злобно буркнула гоэта, глотая успокоительное. — Люди имеют право на чувства.

Соэр промолчал, забрал стакан и вернулся на место. Допрос был продолжен.

Единственная тема, которую Брагоньер обошёл стороной, было изнасилование. Он лишь попросил подтвердить факт его совершения и подписать какую-то бумагу.

— Хоть это вам неинтересно! — пробормотала гоэта, не читая — не хотелось вспоминать эту мерзость, — расписавшись в нужной графе.

— Вам тяжело об этом говорить, а всё необходимое я знаю от врача и из показаний вашего знакомого некроманта. О нём, кстати, позже мы поговорим подробнее.