И когда Старый лис заметил еще два клина бронированной конницы орусутов, успевших изменить направление удара — в тыл гвардейцам! — он уже ничего не смог предпринять....

Под гулкий рев турьих рогов русичи протаранили оба отряда тургаудов, буквально проткнув их строй насквозь! Набравшие разгон тяжелые жеребцы гридей просто стоптали или сшибли низкорослых и легких монгольских коньков, оказавшихся на их пути. А ударившие в спины поганым пики русичей пронзили когда двух, а когда и трех ворогов каждая — ворогов, порой даже не успевающих развернуться лицом к дружинникам… И только-только наметившийся разгром витязей базилевса быстро перетек в жестокую, яростную схватку — даже свалку яростно убивающих друг друга бронированных витязей и батыров...

Исход которой после удара черниговских северян и рязанских вятичей быстро стал клониться в пользу русичей!

Не менее яростная схватка развернулась и на флангах — там, где менее половины субашей доскакали до противника и вступили с монголами в ближний бой. Поганые, быть может, и не приняли бы его — но Субэдэй решил не оголять крылья гвардии, уверенный в том, что главный удар орусуты нанесут в центре. Однако он дважды просчитался — и с примерной оценкой численности войска врага, умело скрывшего лавой булгар приближение второй линии своих лучших всадников... И с планом на битву базилевса — во многом подсказанным рязанским князем, внимательно слушающим, в свою очередь, мысли одного новоиспеченного боярина! Так что степные лучники, довольно успешно справляющиеся с отчаянно кидающимися на них ополченцами (стремящимися отомстить за чудовищное разорение своей земли!), уйти от удара подкрепления орусутов уже не успели…

На правом крыле порубежники и младшие рязанские дружинники смело врубились в толпу степняков, тараня поганых копьями и яростно рубя их саблями и чеканами, круша булавами! В то время как черниговские ковуи принялись обтекать монголов, одновременно с тем засыпая их ливнем срезней… Впрочем, поганые им не без успеха отвечают — вот только лучников, способных вести перестрелку, у татар осталось откровенно мало.

А вот на левом крыле битвы в ряды ворогов с неистовой яростью ворвались лучшие воины мокши и бахадиры булгар, чьи клинки молниями засверкали на солнце, вскоре обагрившись монгольской кровью — час праведной мести настал! Обтекать же поганых, стремясь, в конце концов, окружить их, пришлось младшим дружинникам базилевса… Яростная сеча закипела в степи у стольного града мокши — но чаша весов победы, к вящему изумлению Батыя, стала неуклонно клонится в пользу орусутов!

Тогда, по приказу ларкашкаки, из боя с ополчением мокши спешно вышел тумен Берке, поредевший еще на тысячу с лишним нукеров. Уже заметно уставшие монголы устремились в новую схватку, надеясь остановить владимирскую младшую дружину и ковуев… В то время как оставшиеся на стоять на месте пешцы Нарчатки не успели даже осознать своей удачи!

Впрочем, избегать боя оказалось не по сердцу храброй царевне. Словно искушенный множеством битв опытный полководец, она вдруг почувствовала, что в сражение настал переломный момент, когда даже небольшое усилие способно принести окончательную победу! И в этот самый миг она с силой ударила пятками в бока жеребца, посылая его вперед, сквозь строй расступающихся перед ней воинов — и увлекая их за собой на врага, итак пятящегося под натиском булгар и русичей…

Увлекая, словно живое знамя!

…Злая насмешка судьбы: именно удар плохо обученных и столь же плохо вооруженных пешцев мокши, кои должны были стать легкой добычей татар, сломил волю Бату-хана и лишил его мужества… Ведь Нарчатка, сама того не зная, направила своих людей именно на горстку оставшихся подле ларкашкаки телохранителей! И тогда внук Чингис-хана, великого «Потрясителя вселенной» просто испугался — испугался поражения и следующего за ним бесчестия, испугался скорой смерти и следующего за ней забвения… Он не принял боя с теми, кого недавно презирал и одновременно ненавидел, нет — с горсткой личников он спешно ускакал, едва разминувшись с практически добежавшими до монголов пешцами мокши!

Батый бежал — надеясь, что соберет сражающиеся на юге тумены и еще вернутся, чтобы отомстить…

Батый бежал, разом лишив мужества большую часть своих нукеров — ведь весть о том, что ларкашкаки оставил все еще сражающееся войско, мгновенно облетело орду! Все монголы, кто еще мог развернуть коня и направить его в бескрайнюю степь, покуда орусуты не замкнули вокруг тумен гибельное кольцо окружения, тотчас поспешили это сделать… Преследуемые ковуями, булгарами и мокшей, и безжалостно истребляемые ими, словно дикие звери! А вот Субэдэй-багатур так и остался подле гвардии, гибнущей под яростным натиском дружинников базилевса. Ибо нойон твердо для себя решил, что не покроет седую голову позором бегства на закате жизни…

И что второе крупное поражение за своей жизнь, после неудачной «Бараньей битвы» с булграми, он хотя бы частично искупит собственной кровью!

Вскоре оно так и случилось... Оставшиеся подле темника телохранители один за одним пали, закрывая своими телами невозмутимо восседающего на белоснежном скакуне нойона. И, наконец, строй их окончательно развалился под яростными ударами ратника, закрутившего вокруг себя настоящий вихрь из двух словно бы белых мечей!

Невесело усмехнувшись тому, что под конец жизни судьба свела его с достойным противником, настоящим и наверняка известным багатуром, Субэдэй оголил свой клинок. После чего стремительно, по-молодецки рубанул по врагу, рассчитывая, что оружие из индийской стали кара-табан разрубит мечи орусута так же легко, как и любые другие! Резво полетело навстречу витязю острие черной сабли, нацеленное в его горло — но уже на полпути столкнулось с блоком развернутого плашмя мечом… И бессильно отскочило от него, пусть и оставив на новгородском харалуге глубокую зазубрину — в то время как правую кисть изумленного темника пронзила острой болью от отдачи! А уже в следующее мгновение голова его взлетела высоко в воздух, отделенная от плеч рубящим ударом второго меча орусута…

Последним, что увидел потрясенный Субэдэй в своей жизни, стал яростный блеск голубых глаз русича. А богатырь Евпатий, за искусство сражаться обеими руками носящий почетное прозвище «Коловрат», уже устремился к следующему противнику, так и не поняв, что сразил истинного вождя «Западного похода» поганых…