– Нет. Он показал мне свою комнату, там был большой телевизор, я такого еще не видел, гимнастический зал. Потом парк… или скорее лес с аллеями. Там еще была высокая ограда. Детей не помню. Отец сказал, что они на занятиях. Я даже обрадовался. Робел, боялся, что они такие необыкновенные, умные, а я… Я и учился-то не очень хорошо, особенно тяжко мне давалась математика, вот парадокс!

На следующий день Борис Микулин принес фотографии родителей, не забыл. Несколько маминых и одну отцовскую. Мать его была красивой женщиной. Даже в преклонном возрасте она была все еще хороша собой. Но, казалось, тревога навсегда застыла в ее темных глазах, трагичен был излом губ…

Отец… Маленькая любительская фотография, черно-белая – длинный человек в прыжке, почти сложившись пополам, забивает мяч в корзину. Рот открыт, он кричит что-то…

Карл смотрел на фотографию и чувствовал, как накатывает обморочная боль в затылке. Он знал этого человека когда-то…

* * *

…Лес становился все гуще. Карл упрямо продирался через густые заросли орешника, спотыкаясь о трухлявые пни. Он был так увлечен, что заметил серую бетонную стену, почти уперевшись в нее лбом. Трехметровая, нелепая, она перегородила ему дорогу. Ржавая колючая проволока в четыре ряда тянулась поверху. «Как концлагерь, – подумал он. – Зачем?»

Двустворчатые металлические ворота были закрыты наглухо, тяжело висел между ними ржавый амбарный замок, железная цепь была закручена вокруг массивных ручек. Карл пнул ворота носком. Они даже не дрогнули. Он оглянулся в поисках другого входа. Не сразу увидел узкую щель под бетонной плитой. Оглянулся – неловко было опускаться на колени. Но лес был безлюден. Цепляясь курткой за неровный край плиты, он с трудом протиснулся в щель и оказался на той стороне.

Тут когда-то был сад. В зарослях орешника стояли полумертвые корявые фруктовые деревья. Асфальтовые аллеи тянулись по периметру. Асфальт вздыбился, разломанный корнями растений. Вдоль аллей стояли прогнившие деревянные скамейки. Карл безошибочно пошел в глубь сада, туда, где был вкопан стол на одной ноге, а рядом – беседка, увитая виноградом. Покосившийся стол сохранился, равно как и беседка. Он напоминал кривой и нелепый гриб-мутант. Беседка была по-прежнему увита гибкими плетями пожелтевшего одичавшего винограда, которые он тоже помнил. Плети были усыпаны маленькими гроздями мелкого черного винограда. Карл почувствовал его кислый вяжущий вкус во рту…

Он опустился на скамейку. Сидел сгорбившись, ничего не видя перед собой. Едва слышно шумел лес за оградой. Здесь же было очень тихо. Воздух, казалось, стоял неподвижно, как в стеклянной банке. Вдруг он увидел детей, троих мальчиков и девочку. Они возились в песке… Картинка была настолько выразительной, что Карл вздрогнул и выпрямился. Ему показалось, он слышит их голоса. Он оглянулся – квадратный ящик песочницы едва угадывался в зарослях неподалеку, но там никого не было. И тут он снова увидел девочку в красном платьице. Она смотрела на него, улыбаясь, щурясь на яркий свет. Девочка с длинными ножками… с его детского рисунка. И мальчики – он видел их вполне отчетливо… Все они были на одно лицо, видимо, близнецы. Он даже знал, что мальчика в светлой курточке зовут Андрей. Другой, в синем свитере, был Павел. А третий… Карл вцепился пальцами в край скамейки. Третьим мальчиком был он сам, и звали его не Андрей. Звали его Петр.

Андрей, Петр, Павел и сестра их Мария…

…Дети, крадучись, спускались по лестнице куда-то вниз. Мария зажимала ладошкой рот, чтобы не рассмеяться. Им всем было страшно смешно. Учитель думает, что они спят, и Сторож, и Хозяйка, и даже Отец, а они отправились в ночное путешествие…

Отец? Карл напрягся, пытаясь заглянуть глубже в колодцы памяти. Немолодой человек, добрые глаза. Мария сидит у него на коленях, мальчики рядом. Он расспрашивает их о занятиях… Мария его любимица. Андрей рассудителен, он подробно рассказывает о том, что было в школе. Павел дуется и ревнует, отпихивает его, Петра. Петр корчит ему рожи. Мария хохочет. Они тянут Отца в сад – показать улитку с домиком на спине. Но улитки уже нет, только серебристый след тянется. «Убежала, – говорит Мария разочарованно. – Ее зовут Веточка, мы с ней подружились, она обещала подождать…» – «Не ври! – кричит Павел. – Улитки не умеют разговаривать!» – «А вот и умеют! – кричит Мария в ответ. – Ты не знаешь!» Кажется, они собираются подраться. Отец смеется и подхватывает их на руки. Мария визжит радостно. Павел, гордый, косится на братьев с высоты. Андрей улыбается…

За спиной Карла высится бетонный куб без окон. Лесная школа для суперодаренных детей, как сказал художник Микулин. Детей всего четверо – Андрей, Петр, Павел и сестра их Мария. Отец художника работал с этими детьми, учил их логике и математике, играл в разные игры. Карл видит его перед собой – высокий, нескладный, с бородой и длинными волосами, что не дань моде, а просто недостаток времени. Учитель. Они бегут по дорожкам парка – высокий нескладный Учитель и четверо малышей…

Он тяжело поднимается со скамейки и идет к уродливому бетонному кубу. Выщербленные бетонные ступеньки, белесая неживая трава из щелей. Металлическая дверь заварена наглухо. На фронтоне два окна с выбитыми стеклами. Карл заглядывает внутрь, сложив ладони козырьком. Обширный вестибюль теряется во мраке. Он трогает металлическую раму, оглядывается в поисках орудия. Видит железную трубу у ступенек. Лязг ударов тонет в вязкой тишине, здесь нет даже эха. Сыплются осколки стекла. Ему удается наконец выбить раму. Он прислоняется спиной к стене рядом с черной дырой. Самое время подумать – нужно ли? Он провел здесь первые годы жизни, с братьями и сестрой, с Отцом, Учителем… Потом что-то случилось, и он оказался… в тереме со стрельчатыми окнами. Они все там оказались. Нет! Только трое. Без Андрея. Впервые в жизни они были одни, без взрослых. Они сидели там очень долго. Мария резала хлеб и мясо, ставила на огонь чайник, звала мальчиков кушать. Они разговаривали шепотом почему-то. Он не помнит, как они там оказались. Он ничего не помнит… может, это к лучшему?

Карлу плохо. Ему страшно. Он не уверен, что хочет знать… Он уже пытался узнать и успел горько пожалеть об этом. Он разбудил зло, и ему пришлось бежать. Андрей Калмыков превратился сначала в Андрея Овсиенко, потом в Карла Мессира, фокусника и гипнотизера с легкой руки Данилы Галицкого. Он колесил со своей дикой бригадой по небольшим городам и весям, выбирая окольные пути, чувствуя, что Человек со скамейки ищет его. Кто же он, думал Карл. Несомненно, кто-то из тех, кто знал его раньше. Почти тридцать лет прошло, Учитель погиб, Сторож убит, Отец… вряд ли жив. А что случилось с Андреем? Может, это он ищет его? Нет, внезапно понял Карл, Андрей не может его искать. Андрея нет! Андрей умер. Он вспомнил вдруг суету в школе, люди собирались группками в коридоре, что-то обсуждали тихими голосами. И Андрей не вернулся в тот день… Они сидели молча в классной комнате, ждали Учителя. Учитель опоздал. Он обнял их и сказал… Карл словно услышал его голос… «Андрея больше нет».» – «Он умер?» – спросила Мария. Учитель не ответил, только крепче прижал их к себе. Он провел с ними весь день, а ночью остался сидеть в коридоре у их спален. Отец забежал ненадолго…