— Не считал. На взгляд — тысяча, наверное.

— Нет, тысячи полторы, это точно! — опытным глазом окинула кучку Рила. — Тут уж я разбираюсь.

Мы взялись пересчитывать мои сокровища, и оказалось — точно, там было тысяча пятьсот семьдесят три монеты.

— Рила, скажи, а сколько стоит хорошая красивая рабыня?

Девушка сощурила глаза и подозрительно спросила:

— Это еще тебе зачем? Собрался наложницу купить? Меня, что ли, мало? Вот вы, мужики, какие кобели!

— Ну чего дурью маешься! — рассердился я. — Все одно на уме! Для дела спрашиваю!

— Какого такого дела?! — не успокаивалась Рила. — У вас, мужиков, одни дела — залезть на какую-нибудь бабу!

— Дура! Я хочу узнать, смогу ли я выкупить Аргану или нет!

Рила сразу успокоилась:

— Так бы и сказал, а то — «рабыню хорошенькую хочу».

— Тьфу! Не говорил я так! Вот бабье вредное! Все перевернут! Так получится у меня выкупить за эти деньги и драгоценности Аргану, если что?!

Рила погрустнела и молча помотала головой:

— Нет. Насколько я знаю, нет. Женщины-акома на рынке очень редки и считаются этаким «деликатесом». Кроме того, есть поверье, что если мужчины регулярно совокупляются с женщиной-акома, то молодеют. — Она поставила ладони, как бы защищаясь. — Я знаю, что это вранье, что это досужие байки, но вот — что слышала, то и говорю! Женщин-акома давно бы переловили, если бы не боялись ваших воинов — они славятся силой и ловкостью. Кстати, есть еще поверье, — она ухмыльнулась, — что мужчины вашего племени также приносят молодость женщинам, с которым переспали! Так-то вот.

— Это не потому ли ты на меня запала? — ухмыльнулся я. — А то все — любовь, любовь…

— Дурак ты! — Рила явно обиделась и отвернулась к стене, потом не выдержала и прыснула со смеху: — Конечно! Надо же помолодеть! Ну и любовь — тоже.

Мы с ней посмеялись. Бесспорно, она шутила. Я бы почувствовал фальшь — все-таки не первый день на свете живу. А может, и не почувствовал бы?..

После атмосферы прохладного каменного дома было тяжко окунаться во влажную жару портового города. Сегодня было очень тихо, и обычный полуденный ветерок, разгонявший дневной зной, почему-то решил взять отпуск и отлежаться в глубине джунглей.

Я шагал по улице вверх, к рынку, стараясь держаться в тени огромных деревьев, на которых висели плоды в виде небольших гроздей — что-то вроде аналога нашего тутовника. Воровато оглянувшись, я подпрыгнул, сорвал одну гроздь и тут же засунул ее в рот, как будто кто-то мог ее отнять. Мне стало смешно от своих хулиганских действий, и на миг я почувствовал себя маленьким мальчишкой, шагающим по улице где-нибудь в Крыму или Одессе.

Впрочем, эти заблуждения тут же развеял патруль, грозно прошагавший посередине улицы. Стражники так зорко оглядывали прохожих, как будто обвиняли их в различных преступлениях, самым незначительным из которых было отцеубийство и изнасилование трупов девственниц.

Патрульные равнодушными взглядами скользнули по мне — я изобразил, что они мне глубоко безразличны — и, не замедляя шага и глядя вперед стеклянно-надменными глазами, пошли дальше. Лишнее внимание мне было ни к чему, особенно тогда, когда моя боеспособность слегка снизилась из-за ранения.

Моя раненая рука покоилась, как и раньше, на перевязи, бинты были свежие, и под ними она страшно чесалась, что причиняло жуткие неудобства. Потом я сообразил — отключил ощущения в этой руке и облегченно вздохнул, поругав себя за недогадливость, как говорится, «хорошая мысля приходит опосля».

Всю дорогу к рынку я думал о моих отношениях с Рилой, о моем будущем с ней, если таковое возможно. Она мне очень нравилась — своей неуемной энергией, искренностью, мужскими чертами характера. В ней не было заметно никакой слабины или подлости, но раздражала она меня иногда просто невероятно, бесцеремонно вмешиваясь в мою жизнь, настойчиво требуя от меня того, что мне не нравится, безапелляционно рекомендуя какие-то действия или навязывая свое мнение по некоторым вопросам. Пока я спускал ей это, но скоро с таким положением вещей надо будет что-то делать, иначе она точно меня подомнет, как подмяла своего отца.

Я и раньше замечал у женщин, волею судеб поставленных на руководящие должности, такую черту: они всегда правы, они не подлежат критике, они знают все на свете, причем лучше всех знают, кому как поступать в жизни.

Таких женщин я сторонился. Впрочем, для подобных бизнес-леди и сам я не представлял никакого интереса — я же не Тарзан, чтобы потрясать их своими статями, снимая трусы на сцене. Хотя… теперь я выглядел ничуть не хуже, а если бы мне пришлось встретится в бою с таким качком — он бы умер через полсекунды.

Я никогда бы не мог подумать, что специальные тренировки в течение полутора лет, практически каждый день, могут сделать из увальня машину для убийства. М-да… а чего я хотел? Я же еще не просто человек, которого шибко тренировали, я симбионт, сложная система, аналогов которой на Земле нет.

Что касается Рилы и ее семьи — чисто технически мне было очень удобно иметь некую базу, на которой можно всегда отлежаться (прямо-таки по Фрейду подумал), получить консультацию и помощь, но я понимал, что за это тоже придется платить — если не деньгами, то частью своей свободы и независимости.

Но если уж по-честному разобраться — свободны ли мы полностью в нашем мире? Всегда есть те, кто от тебя зависит и кого ты не можешь покинуть на произвол судьбы, кому ты дорог и кто тебе дорог. Как там сказал Маркс, незаслуженно забытый в наше время попсы и кока-колы: «Свобода есть осознанная необходимость»? То есть я свободно могу уйти, забыть Аргану и Рилу, оставить их и наслаждаться жизнью — я легко могу тут устроиться, со своими способностями и умением выживать, вот только буду ли я после этого тем же Василием Звягинцевым, потомком донских казаков и раскулаченных крестьян?

Есть в каждом человеке какие-то границы, какие-то ступени, которые он не может перешагнуть без того, чтобы не перестать быть человеком. Возможно, что слово «долг» у некоторых людей ассоциируется только со ста рублями, которые он взял у соседа на пиво до субботы, но в моем понимании это было нечто другое. Высокий штиль? Но это именно так: хочешь быть человеком, которого уважают, — будь им.

Задачи нужно решать по мере их поступления: сейчас Аргана, потом буду думать об отношениях с Рилой, устраиваться в этом мире. На то, что смогу вернуться назад, я уже не надеялся — да и зачем? Вернуться в скучный офис, пахнущий компьютерным железом и озоном от работы принтеров? От одного воспоминания об этом тусклом месте у меня мороз по коже пробегает… Нет уж, пусть тут опасно, тут жестокий мир, но именно в этом мире я живу полной жизнью: я здесь кто-то, а не простой менеджер из тусклого пыльного офиса…

С этими мыслями незаметно я дошел до рынка.

Основной рынок, рынок рабов, находился в глубине огромной площади, а по его краям, как скорлупа яйца, располагалось множество различных магазинов, лавок, лавчонок и лоточков, предлагавших все что угодно, от пирожков с сомнительным мясом до курительных наркотических палочек, изготовляемых на севере материка из растущей там травы.