Волк еще раз посмотрел на Святославу. Красавица такая беззащитная была и пригожая. И тут она перевернулась на другой бок. Волк было подумал, что разбудил ее. Но Святослава продолжала спать сладко и невинно. И только сейчас сотник заметил, как из-под рубахи ночной ножка стройная выглянула. Сотник сглотнул нервно. Давно он такой кожи мягкой да персиковой не ласкал. Ох как давно, чай, с последней их встречи. И тут взыграл в нем огонь мужицкий, да такой сильный, коего он уже давно не чувствовал ни к одной девице. И решил сотник сначала понасильничать предательницу, а уж потом погубить.

Протянул к ноге девичьей руку свою горячую да стал ласкать кожу нежную, рубаху все выше и выше задирая. Тут Святослава проснулась.

– Борис? – сквозь сон спросила. Но в ответ полюбовника своего не услышала, а ногу кто-то еще пуще ласкать стал.

Красавица молниеносно выхватила кинжал из-под подушки и полоснула гостя незваного с размаху. Волк чудом спасся от удара смертельного, только удаль молодецкая и помогла от лезвия увернуться, но все равно девица его зацепила, руку поранив до крови алой.

Волк от кровати отскочил и заругался на чем свет стоит.

Святослава тут же с подушек сорвалась и устремилась к двери, но та была заперта и без ключа. Тогда девица стала кричать, служанку вызывая, но Волк ее опередил.

– Там никого нет, не старайся, – сказал он ей на славянском родном, киевском. Знал, что поймет его Тодорка, чай, сама с Руси была.

Святослава обернулась, кинжал грозно перед грудью выставив.

– Кто тебя ко мне послал? Князь?

– Никто меня к тебе не посылал, сам пришел.

– Зачем? Что тебе надобно? У меня нечего брать.

Волк рассмеялся с издевкой.

– А я и не тать. Я пришел суд праведный над тобой вершить! – и шагнул он к ней вперед, к свету лампы поближе, чтоб девка могла его рассмотреть.

Святослава долго всматривалась в образ, что в полумраке стоял. На нее же глаза смотрели серые да холодные, а лицо было обрамлено локонами белокурыми, что на плечи спадали.

«Должна узнать! Всего лишь два годка прошло. Неужто позабыла?»

И тут Святослава все вспомнила. Ахнула, когда поняла, кто перед ней стоит. Опустила кинжал да к стенке откинулась в ужасе.

– Не может быть, не может быть того, – твердила, как ополоумевшая.

Волк же меч в руки взял, подошел к ней да приставил лезвие холодное к горлу.

– За все ответишь Святославушка, за все.

– Мне пред тобой отвечать не за что, Ярослав. Меня боги и так прокляли за те беды, что я на голову твою призывала тогда под Киевом. Вот и забери мою жизнь бесславную, коя только в тягость стала.

– Прямо-таки в тягость? – сверкнул сотник глазами серыми гневно. – Мне сказали, что хитра ты больно стала, вот и сейчас обмануть надумала? Где же в тягость, коли ты в шелках да в жемчуге ходишь? Не родилась еще ни одна девка на свете, коей бы в тягость такие богатства были. Да и полюбовничек у тебя вон какой, кровей царских!

И Волк прижал ее к стене сильно да лезвие жестче приставил. Не обманет его!

– Только мне одной ведомо, сколько бед я вынесла, чтоб шелка да жемчуг меня окружали, – промолвила Святослава, чуть дыша. – Когда убежала от тебя тогда, думаешь, сразу в царские покои попала? Нет, Ярослав, дорожка та долгая была да болезненная. Но тебе плакать о том не стану и время отнимать. Делай, за чем пришел! – сказала повелительно.

И Волк было уже решился лезвием провести по шейке лебединой предательской, как позади голос детский услышал:

– Мама?

Сотник обернулся. Не думал, что в опочивальне еще кто-то есть. На него из маленькой кроватки, что справа стояла, смотрел малец.

Волк сразу сообразил, что это сын Святославы. Видно, от царевича своего понесла. Может, и этого щенка прибить, тем самым девке отомстив, что с врагами Руси спуталась.

Будто прочитав его мысли, Святослава бросилась между ним и кроваткой.

– Меня убей, коль сердце твое крови хочет, но сына не трогай, он ни в чем не виноват!

– Виноват, – грозно сказал Волк да холодно. – Уже тем виноват, что от врага нашего рожден.

– Он не от Бориса! – вскрикнула девица. И тут же добавила: – Нагулянный от насильника, в чьем доме служанкой была.

Но не поверил ей Волк. Знал, что хитрит девка, мальца спасти хочет от участи страшной. Подошел он к Тодорке и оттолкнул жестко рукой от кроватки детской. Красавица же на него набросилась, будто с цепи сорвавшись. Стала кулаками бить да зубами острыми за руки кусать.

«Вон как волчонка своего защищает!» – выругался про себя сотник. Но утихомирил девицу ударом сильным по голове. Та на пол осела, однако рукой случайно кинжал нащупала. Вскочила снова и сзади на сотника набросилась. Хотела кинжалом спину его проткнуть. Но Волк ловко лезвие острое из рук слабых женских выхватил, да и выбросил в окно. А Тодорку оттолкнул, да так сильно, что она в другой угол покоев отлетела, спиной в стену впечатавшись.

– Чтоб не мешала более, – только и сказал холодно.

И подошел к кроватке детской.

Святослава вся обмерла. Не могла ни слова сказать. Еще миг, и не станет сына ее любимого, коего она в таких муках выносила. Поняла, что уже его не защитит. Если бросится снова, то Ярослав еще быстрее ребенка прикончит. А так, может, сжалится над мальцом, не захочет детоубийцей прослыть.

Волк же вплотную к кроватке подошел. Малец сидел прямо и без страха глядел на своего убийцу. Не понимал еще, что с ним сейчас станется. Вот и смотрел глазами широкими, не моргая, да внимательно смотрел, прищуривался. Волк тоже внимательно на мальца посмотрел. На сердце кошки скребли, не хотел малыша такого смелого бесславно убивать. Чай, воин хороший вырастет. Сотник отошел от кроватки немного, хотел, чтобы лампада осветила дитя храброе. И увидел у малыша волосы златые, как у матери, да глаза серые.

У Волка что-то внутри оборвалось. Подошел ближе, взял ребенка руками сильными, из кроватки вытащил да поднес к свету масляному, чтобы тот его всего осветил. И глаза его серые в детские уставились, точно такого же цвета.

– Не может того быть, – сказал тихо сотник, – не может быть…

Но малец говорил сам за себя, глазами серыми на отца родного сверкая. И тут ребенок ему улыбнулся, рот широко раскрыв. А во рту том два клыка уже торчат, чуть меж другими выпирая. Суровое сердце Волка от радости негаданной запело. Сын его, родной сын! Не было в том сомнения. И на вид ему годка два уже. Все сходится! Вон как малец ему улыбается да не боится. Почувствовал волчонок кровь родную, признал отца своего сразу же!

Святослава, за этой сценой наблюдая, к Волку кинулась.

– Не твой он! Не твой! От купца местного нагулянный!

– Да не ври мне, баба. Вижу, что мой, да чую, как волк волчонка своего чует.