Я тоже ничего не смыслила в живописных направлениях, а перечисленные фамилии мне ни о чем не говорили, но нечто такое в своей квартире я бы повесить не отказалась. Нарисованная барышня хитро прикрывала грудь рукой, а вместо ног имела хвост. Сидя на скалистом берегу, она расчесывала свои длинные темно-рыжие волосы гребнем, глядя куда-то чуть в сторону от зрителя. Море было спокойным, легкая волна едва касалась серебристого хвоста русалки. Вот он-то мне не очень понравился. Автор совершенно не разбирался в рыбьей анатомии. Не мог хвост так изгибаться, просто не мог. Или точнее, мог, но змеиный, а никак не русалочий.

«Можно подумать, ты видела хоть одну настоящую сирену!» – поддразнил меня неумолкающий ни на секунду критик.

«Не видела, – мысленно подтвердила я. – Но хвост все равно неправильный»

– Русалка – классический и понятный образ, – продолжал Роман. – Мифическое существо, обитающее в море и своим голосом зазывающее моряков в его глубины. Правда, провисела она совсем недолго – года полтора. А потом отец решил, как вы сказали, что полуголой даме нечего делать в доме с двумя детьми-подростками. Скатал ее в трубочку и отправил в кладовку. А дальше судьба репродукции неизвестна. Я несколько раз натыкался на нее, рассматривал втайне от взрослых, а потом картину, видимо, вышвырнули вместе со старыми ботинками. А, может, потеряли при переезде. Жалко… неплохая была копия, довольно качественная, – в голосе Романа слышалось искреннее огорчение.

– Значит, это что-то вроде ностальгии по прошлому?

– Скорее, напоминание для будущего. Вы ведь знаете сказку?

– Когда-то видела мультик.[43] Честно говоря, я не очень люблю эту историю, – пришлось признаться. – Она слишком грустная и плохо заканчивается. Несчастная русалочка отдала свой голос, терпела страдания лишь для того, чтобы быть вместе с глупым принцем, любившим другую. На мой взгляд, она сделала неправильный выбор. Надо было его зарезать или отравить, или что там надо было сотворить, чтобы не умереть самой? Наверное, это жестоко, но… принцев много, а русалок, готовых пойти на подобную жертву – единицы. Или, если выражаться словами рыбы из того же мультика: «Люди глупые, они думают, что есть любовь, а русалок нет. Но все как раз наоборот: это любви не существует, а русалки есть». Как-то так, не помню точной цитаты.

– Значит, вы не верите в любовь? – иронично произнес Роман. Он все еще стоял позади меня, но теперь отступил на шаг назад.

– В такую? Нет.

– Я тоже, – заставил меня обернуться мужчина. – Только вот история не совсем о том. В советском мультике по понятным причинам опущено главное: русалочке, кроме прекрасного принца, нужна была бессмертная душа. Она боялась не смерти. Она боялась превратиться в пену морскую, раствориться в небытие. У людей была бессмертная душа, был рай, некое подобие жизни после ее окончания. Надежда на встречу с близкими после их ухода. А русалки не могли даже прийти на кладбище, чтобы отдать им дань уважения. Принц был, скорее, пропускным билетом в мир духовного бессмертия.

– Правда? А я всегда думала, что наивная русалка настолько его любила, что отдала за это свою жизнь. А тут, оказывается, был тонкий расчет. Эх, сейчас вы окончательно убили во мне романтика, – разочарованно вздохнула я.

– Ничего, зато сейчас я воскрешу в вас оптимиста. – Роман поставил пустую кружку на кофейный столик и взял со стеллажа одну из книг. – Вот, последние строчки из сказки: «Над морем поднялось солнце. Лучи его любовно согревали мертвенно-холодную морскую пену, и русалочка не чувствовала, что умирает. Она видела ясное солнце и какие-то прозрачные, волшебные создания, во множестве реявшие над ней; сквозь них она видела, белые паруса корабля и алые облака в небе. Голос призраков звучал как музыка, но музыка столь возвышенная, что люди не могли бы её расслышать, как не могли бы и увидеть этих беспечных существ. У них не было крыльев, но они плавали в воздухе, невесомые и прозрачные. И вот русалочка почувствовала, что и сама становится похожей на них и всё больше и больше отделяется от морской пены.

– Куда я иду? – спросила она, поднимаясь в воздух; и голос её прозвучал так чудесно, так дивно и одухотворённо, что земная музыка не смогла бы передать этих звуков.

– К дочерям воздуха! – ответили ей воздушные создания. – У русалки нет бессмертной души, и обрести её она может, только если её полюбит человек. Её вечное существование зависит от чужой воли. У дочерей воздуха тоже нет бессмертной души, но они сами могут заслужить её себе добрыми делами. Мы прилетаем в жаркие страны, где люди гибнут от знойного, зачумлённого воздуха, и навеваем прохладу. Мы распространяем в воздухе благоухание цветов и приносим людям отраду и исцеление. Триста лет мы посильно делаем добро, а потом получаем в награду бессмертную душу и вкушаем вечное блаженство, доступное человеку. Ты, бедная русалочка, всем сердцем стремилась к тому же, ты любила и страдала – поднимись же вместе с нами в заоблачный мир. Теперь ты сама можешь заслужить бессмертную душу добрыми делами и обретёшь её через триста лет[44]!»

– Триста лет? – присвистнула я.

– Бонусная жизнь, как в играх. Именно поэтому мне нравиться эта сказка. Из-за ее конца. Напоминание, что наш поступок, даже кажущийся ужасным, невыгодным в данной ситуации может обернуться вторым шансом. А самые логичные действия порой приносят, в конечном счете, разочарование и боль. На самом деле человек выбирает не между тем, что он приобретет, а тем, что может потерять. Нет правильного выбора, Вика. Только оптимальный.

Крест на могиле

Символ правой руки. У знака несколько трактовок: «долг», «честь», «ответственность перед обществом», но основное значение – это линия поведения человека, служение какой-то миссии, вплоть до так называемого комплекса Бога. Обычно рисуется неким доминантным цветом, всегда в связке с другими пиктограммами.

– Искомое уравнение высоты треугольника имеет вид «y= kx+bk», тогда, если вершины имеют координаты: А – ноль, один, В – шесть, пять, а С – двенадцать, минус один, мы получаем следующее… – Доброслав тщательно выводил на доске заученные ряды букв и цифр, одним глазом следя за аудиторией.

Сидящие за партами студенты со скучающими лицами записывали за лектором, ожидая с минуты на минуты сигнала к побегу – звонку на перерыв. Все-таки, несмотря на различия между школой и высшим учебным заведением, у них было много общего. Доброслав и сам мечтал об отдыхе. Он находился в университете с девяти утра, а время приближалось уже к пяти, позади остались три лекции, эта была четвертой. Вторник был самым загруженным днем во всей рабочей неделе преподавателя, но мысль о том, что завтра, зато, ему предстоит отработать всего одну пару, немного согревала душу.