Айви визжала от восторга, щелкая пальцами и заставляя пламя перескакивать со свечки на свечку.

Она оказалась способной ученицей. И воспринимала магию не так, как мы. Фи относилась к магии с уважением, Марион – с ненасытностью, я – как к средству решения проблем. Для Айви магия была живой книгой, полной сказок, тайн и колких противоречий. Ей нравился не только сам момент свершения колдовства, но и подготовка, и сложный предварительный ритуал.

Сложнее всего было уговорить ее скрывать происходящее от Хэнка. Она мечтала посвятить его в нашу тайну, но Роб был неумолим. Из моей истории Роб знал немного: что в юности у меня было столкновение со сверхъестественным и из-за него погибла знакомая девушка. Иногда из-за этого мне снились кошмары, и я отдалялась, уходила глубоко в себя, пока яд не терял свою силу и я снова не оказывалась готова выйти в реальный мир.

Впрочем, скрывать колдовство от Хэнка было легко. Счастливый ребенок, он предпочитал видеть мир черно-белым и не замечал полутонов. Они были моей сказкой – Дневной Мальчик и Ночная Девочка, один веселый и беспечный, вторая – въедливая и любопытная. Они росли одна с магией, другой без, но оба были чудесными детьми, и я чувствовала себя счастливой. Мне очень повезло.

Что если мне все-таки позволили быть счастливой?

* * *

После той ночи, когда Айви затянула меня в сон с малиновым замком, она пообещала никогда больше так не делать без моего разрешения. И больше мы о снах не говорили. Я решила, что она их переросла. Но однажды утром в середине зимы она прибежала ко мне напуганная: ей приснилось задыхающееся дерево.

Помню, как хрустел под нашими ботинками снег и дыхание вырывалось изо рта белыми клубочками. Помню ее хрупкую фигурку в старой куртке с вельветовым воротником, доставшейся от Хэнка. Она вела меня по лесному заповеднику. Тропинка вывела нас к старому ореху с голыми ветками. Весь его ствол был оплетен липкой колючей лозой, единственным зеленым пятном посреди окружавшей нас белизны. Под деревом темнела голая земля, не похожая на лесную прогалину. От этого круга исходило зло столь густое и физически ощутимое, что его можно было почти потрогать и оцарапать ногтями.

Мы расчистили ствол, с корнем вырвали лозы, посыпали землю солью и сожгли все ветки, которые смогли унести. Лишь когда мы закончили работу, я спохватилась, что дерево могло быть опасным. В бледно-голубом свете, отраженном от сугробов, работая рядом с полной решимости дочерью, я ничуть не боялась.

– Что именно тебе приснилось? – спросила я ее потом.

Она пожала плечами.

– Я же сказала. Дерево. Я знала, где его найти.

– А раньше тебе снились такие сны?

Она снова пожала плечами и ответила не сразу.

– Я не все свои сны помню.

В том, что Айви услышала зов страдающего дерева, было что-то глубоко тревожащее, почти первобытное. Думая о том, что ей открылась столь древняя магия, я чувствовала себя пловцом, проплывающим мимо того места, где за мелководьем морское дно резко обрывалось в глубину.

Той ночью я не могла заснуть. Айви не было еще и десяти. На что же она способна? Я не верила, что она рассказывает мне все без утайки. Где пролегает граница ее осознанных сновидений? Умеет ли она проникать в чужие сны? Разгуливать в них, шпионить за людьми, менять их сны так, как научилась менять свои?

Она не стала бы этого делать. Я это знала. Так ли важно, на что она способна, если не станет этого делать?

Над этим вопросом я размышляла до самого утра.

* * *

– Я могла бы просто взять и проклясть ее!

Десятилетняя Айви стояла, сжав кулачки и кипя от негодования – я сказала, что ей ни в коем случае ни при каких обстоятельствах нельзя накладывать проклятие на одноклассницу.

– Но ты этого не сделаешь.

– Откуда ты знаешь?

– Я это знаю, – ответила я, осторожно сплетая из своих слов защитную сеть, как все мамы, оберегающие своих детей без всякого колдовства, – потому что доверяю тебе, а ты доверяешь мне. Тебе прекрасно известно, что проклятия относятся к темной магии и за них придется отвечать.

– Естественно, она хочет проклясть своих врагов, – фыркнула Фи. – Ей же десять лет!

– А еще она хочет подглядывать, – недовольно сказала я. – Или, выражаясь ее словами, «шпионить за ребятами, чтобы знать, что они на самом деле обо мне думают».

Я догадалась, что ответит Фи, прежде чем та заговорила.

– Ты бы рассказала ей про Марион. Тогда она поймет, почему нельзя. Сейчас она считает, что ты просто из вредности не даешь ей делать, что она хочет. Нельзя, чтобы она видела в тебе врага. С такой-то силой.

Она уже говорила это мне раз десять. И я ответила так же, как раньше.

– Я ей все расскажу. Когда немного подрастет.

На самом деле я не рассказывала, потому что мне было стыдно. Мы с Фи обе это понимали.

* * *

Айви – добрая девочка.

Я повторяла эти слова, как молитву. И это действительно было так. Вот только несмотря на доброту, Айви тянуло к сомнительной магии, как пчелу к открытой банке со сладкой газировкой. Она была любопытной, беспечной, бесстрашной в плохом смысле слова. И способности у нее были сильнее моих. Держать их в рамках мелкой бытовой магии становилось все сложнее – все равно что пытаться удержать яростный божественный огонь в узких проходах муравьиной фермы.

Умение колдовать делало ее непохожей на других детей ее возраста. Она была слишком самодостаточна, слишком неуязвима для чужого влияния. У Айви были друзья по футбольной команде, друзья по лагерю, друзья из класса, но не было просто друзей.

Все изменилось, когда в дом напротив переехала семья. Айви как раз исполнилось восемь. Отец-одиночка, годовалая малышка и веснушчатый семилетний непоседа по имени Билли.

До появления Билли я и не подозревала, как Айви одинока. А они слились, как две дождевые капли, стекающие по стеклу. Я напомнила, что магия – секрет, и даже Билли нельзя о ней знать. Месяцы дружбы сменились годами. Никаких взрывов по соседству я, слава богу, не слышала, но не была идиоткой – соседский мальчик наверняка что-то знал.

Однажды я выглянула в окно и увидела их на лужайке в конце двора. Они сидели и смотрели на землю между ними с полной сосредоточенностью, которую редко встретишь у детей такого возраста. Я не видела, что привлекло их внимание.

А потом лицо Билли озарилось восторгом и изумлением. Айви просияла, и он улыбнулся в ответ. Я взглянула в ее гордое лицо и поняла, что она показала ему что-то из ряда вон.

Тогда я