Это прекрасно и ужасно одновременно. Это, несомненно, папин шедевр. Он использует мою ДНК как ключ к вакцине, а мое тело как дешифровщик. Все, что нам нужно – подключить меня к клон-боксу с кровью Коула, а затем запустить эту программу. Вакцина просочится через мои клетки и раскроется лепесток за лепестком словно цветок.

Теперь понятно, почему папа говорил: «Катарина сможет расшифровать вакцину».

– Ключ – это я, – выдыхаю я.

– Ты права. – Дакс бледнеет. – Дело в тебе. Ты ключ ко всему.

Продолжая смотреть на экран, я киваю и чувствую, как зрение вновь теряет точность. Мышцы слабеют, и мне нужно прилечь. Нужно вызвать врача, чтобы он перевязал мне руку. И у нас еще десятки важных дел, но я не могу перестать смотреть на бесконечные строки кода, которые папа оставил для меня.

Я никогда не видела ничего подобного. Если в алгоритме нет ошибок, то пароль для расшифровки вакцины – ее собственная синтетическая ДНК. И нам нужно лишь распутать узел. Этот код вытащит вакцину из клон-бокса и поместит ее в каждую клеточку моего тела. Он воспользуется моей ДНК, чтобы распутать клубок спиралей вакцины, но для этого не хватит небольшого образца крови. Процесс должен происходить в коже, мышцах, крови, нейронах и всем остальном, что работает в унисон. Каждая клеточка моего тела – часть большого ключа. И с помощью этих кусочков код начнет расплетать узел, пока не распутает его полностью и не расшифрует вакцину.

И тогда мы сможем бесплатно отправить ее всем людям. Они вновь смогут жить без страха. Выйдут из бункеров и восстановят мир.

Вот только я уже не увижу этого.

От осознания этого я резко выдыхаю. В этом алгоритме слишком много элементов. Он не просто воспользуется моими клетками для расшифровки вакцины, он разорвет их на части и искромсает ДНК. Через несколько минут после запуска кода мое тело распадется на куски.

Вакцина будет расшифрована, но этот алгоритм убьет меня. В глазах темнеет. Я тру их и чувствую, как что-то теплое стекает по моей руке. Это кровь все еще струится из разреза, который я сделала, чтобы вытащить панель. Она шла все это время. Мое кровяное давление упало, и мне теперь трудно даже держать глаза открытыми.

Надо заставить Дакса перевязать мне руку. Мне следовало поставить капельницу, вместо того чтобы погружаться в секреты, спрятанные в моей руке. Но теперь уже слишком поздно. Мир кружится вокруг. Пол открывает свои объятия и поглощает меня.

– Дакс, – выдыхаю я.

Но он не слышит меня. А вместо этого кодирует, расхаживая по комнате с остекленевшим взглядом. Он разбирается в том, что алгоритм сделает со мной и, уверена, обязательно расскажет мне об этом, как только поймет сам, но мне нужна его помощь сейчас, пока я не потеряла сознание.

– Дакс… – вновь зову я, но он даже не моргает.

Растянувшись на полу, я пытаюсь справиться с головокружением. Дакс либо не слышит меня, либо слишком сосредоточен на коде, чтобы беспокоиться о чем-либо еще. И есть только один человек, который может мне помочь.

Остается молиться, чтобы он находился достаточно близко и смог быстро добраться до меня.

– Коул! – кричу я изо всех, собранных по крупицам, сил.

Холод ползет по коже, зубы начинают стучать. Я пытаюсь опереться на здоровую руку, но она просто скользит по крови, образовавшей лужу на полу.

Голова запрокидывается. В глазах темнеет. Но тут со свистом распахивается дверь.

– Крик! – кричит Коул. – Черт возьми, она сейчас впадет в шок!

Сильные руки поднимают меня с пола, прижимают к теплой груди.

– Я здесь, – опуская меня на кровать, шепчет Коул.

Я с трудом открываю глаза. Дакс стоит за спиной Коула и с ужасом смотрит на меня.

– Черт, – шепчет он. – Черт возьми, прости меня. Я ничего не заметил…

– Какого черта тут происходит? – спрашивает Коул, хватая аптечку.

– Вот, возьми, – говорит Дакс и достает пузырек из кармана.

Он наполнен блестящей серебристой жидкостью – быстро исцеляющая сыворотка с нанитами, которым не нужна панель, чтобы заработать. Они не совместимы с гипергенезом, но сейчас это не имеет значения.

Больше ничего не имеет значения. Я всего лишь шахматная фигура в папиной партии.

– Она не может воспользоваться этим, – говорит Коул. – Ты что, совсем с ума сошел?

– Нет. Все в порядке, – отвечает Дакс, открывает пузырек и прижимает его к моей шее.

Коул ошеломленно смотрит, как наниты проникают в меня. Они впитываются в кожу и расползаются по груди, царапая мои вены, словно осколки льда.

Когда они добираются до сердца, это ощущается словно удар. Ритм сбивается, а тело выгибается на кровати, когда наниты взрываются внутри меня и проникают в клетки.

– Почему ее тело приняло сыворотку? – уставившись на меня, спрашивает Коул. – Крик, что вы только что сделали?

– Я исцелил ее, – говорит Дакс. – У нее нет гипергенеза. Лаклан написал алгоритм, который имитировал это заболевание. С ней все будет хорошо, но нам нужно продолжить работу. Она и есть ключ. Мы нашли на ее панели алгоритм, которым можно расшифровать вакцину. Мне нужно взять образцы крови и провести тесты, чтобы выяснить, как все будет происходить.

– Нет, – взмахнув рукой, возражает Коул. – Мы не будем ничего делать прямо сейчас. Катарине нужно отдохнуть.

– А как же вакцина? – спрашивает Дакс. – Мы должны уехать отсюда через несколько часов.

– Это подождет до утра.

– Вы не понимаете… – начинает Дакс.

Коул поворачивает к нему голову, хотя его тело остается неподвижным. Но напряженным, словно стальная пружина. Словно клинок, извлеченный из ножен.

– Это вы не понимаете, – рычит он, и даже воздух вокруг него начинает пульсировать от ярости. – Она чуть не умерла прямо у ваших ног, а вы этого даже не заметили. Вы говорите, что она ключ к вакцине, и говорите о плане, словно это часть чего-то, чего-то высокоинтеллектуального. Но это не так. Она и есть план, и Лаклан отправил меня защитить ее. Моя задача – убедиться, что она не пострадает, и я намерен это сделать. Поэтому сейчас она будет отдыхать, а вы уйдете.

Дакс свирепо смотрит на Коула.

– Вы не можете указывать мне, что делать.

– Не могу, – соглашается Коул, но в его голове слышится злость. – Но если вы не уберетесь отсюда, то я сверну вам шею только за то, что она истекала тут кровью.

Пару мгновений они сверлят друг друга взглядами, а воздух вокруг гудит от ярости, и Дакс холодно и решительно смотрит на меня. Он резко кивает, одаривает Коула презрительной усмешкой и, развернувшись на каблуках, выходит из комнаты.

Еще минуту Коул стоит, сжимая и разжимая кулаки, а затем поворачивается ко мне и опускается на колени возле кровати.