– Нет, впервые его вижу, – хмуро ответила она. – Столичный гость. И мне тоже интересно, откуда его знает Андрэ.

– О, это давняя история, – улыбаясь, ответил студент. – Если честно, мне неловко её рассказывать юной мадемуазель.

Селеста сияла, словно вместо платья золотом и драгоценными камнями украсили её. Даже румянец на щеках появился. Данталиона соблазняла с пирожным в руках неумело, а студента с мастерством зрелой женщины. Без томных взглядов и неуместного жеманства. Так, будто точно знала, что нужно спрашивать и о чем. Жених уже смотрел только на неё. Вернее, на изгиб пухлых губ и широкий вырез платья. У ведьмы голос поменялся. Стал бархатным.

– История порочит ваш благочестивый образ?

– Порочит? Нет, скорее бросает легкую тень, как от кустов на аллею парка в солнечный день. Я не праведник, но и не грешник. Не знаю, за что боги наказали меня, сломав колесо повозки. Я застрял на разбитой дождем дороге в двух верстах от Брамена. Колесо соскочило с оси, и кучер никак не мог приладить его обратно. Мы вдвоем вывозились в грязи, промокли и замерзли. Я уже начал гадать, что быстрее нас доконает: холод сейчас или неизбежная горячка после, но боги послали спасителей.

– О, да брось, мы просто ехали мимо, – беззаботно махнул рукой Андрэ, уже заглядываясь на стол и бутылки вина. – Представь, отец, в таверне Жан Жака кончилось Лаперузское красное. Отродясь такого не было, чтобы старый пройдоха не уследил за запасами в погребе. Заламывал руки, весь трясся и бормотал что-то про распутицу. В другой день Дювалье и компания, прилично выпившие, уже ломали бы столы, но благодарю проклятому дождю, было по-настоящему скучно. Мы впятером забрались в нашу повозку, усадили Жан Жака на козлы и велели ехать за бочкой Лаперузского, пока мы не огорчились чрезмерно. И вот трясемся мы по ухабам, горланим песни, а на обочине скучает Туссэн.

– Их компания показалась мне тогда посланцами с неба, – продолжил студент. – Оказывается, оно не только дождем проливаться умеет, но и красным вином. Мне уступили место в повозке, Андрэ влез на крышу и мы раздобыли все-таки целую бочку отменного Лаперузского.

– Не успокоились, пока не выпили её до дна, – закончил Андрэ. – Колесо за день починили, а мы еще три гудели в таверне Жан Жака.

Дрянная и примитивная история, но Селеста от восторга чуть в ладоши не хлопала. Оба собутыльника светились гордостью, будто как минимум освободили Брамен от слуг Темных и адовых исчадий заодно. Три дня напиваться – верх героизма, конечно. А уж хвастаться перед юной невестой и вовсе перебор. Демону думалось, что жених обязан выставить себя в лучшем свете. Хотя бы с подарком прийти. Для Селесты, а не для Андрэ. Но студент повел себя по-другому и вмиг перестал казаться кем-то опасным. Пустой недочеловек, пытающийся выглядеть значительнее, чем он есть. И уж точно он не заслужил такого внимания от ведьмы.

– Пфф, – скривилась Белинда, разделяя отношение демона. – Они нашли друг друга. Я поверила в рассказы о несерьезности нынешних студентов. Даже если их волосы убелены сединами. Зачем ему ученая степень? За престижем гоняется? Или отец грозится без неё лишить наследства?

Данталион кивнул, соглашаясь с одной из мыслей, и снова прислушался к разговору Туссэна и Селесты. Нет, это невероятно, она стоит слишком близко! Студент уже руку ей за спину завел. Того и гляди начнет тискать у всех на глазах, будто девку портовую, а не дочь часовщика. Стебелек хоть бы смутилась один раз. Искренне, а не наигранно потупив взор. С Гальяном себе такого не позволяла. От демона вообще шарахалась, хотя он не был с ней никогда по-настоящему груб. «Вы ужасно целуетесь, герцог!». Решила проверить, как целуется Туссэн? А то вдруг скверно, и придется с отвращением терпеть чужие слюни всю жизнь. Вертихвостка. Герцог был лучшего о ней мнения.

Уже все решил, с отцом договорился, кольцо купил, платье, чтобы порадовать. Её каприз со свадьбой исполнял, между прочим, и что получил в благодарность?

– Туссэн, вы так интересно рассказываете. Словно лектор на кафедре в Университете.

– О, мне далеко до месье Дюврэ, его философские диспуты со студентами достойны остаться в истории.

Теперь друг Андрэ расточал обаяние и ворковал с ведьмой, как серый хохлатый голубь, купленный для несуществующей коллекции. Исполнял брачный танец, раздувая ноздри вместо перьев капюшона. Демон чувствовал, как волной жара поднимается сила Ада. Лоб чесался, будто на нем в смертном теле могли вырасти рога. Если сейчас не остановиться, то мебель в доме Дюбуа пострадает, а герцог снова сляжет в беспамятстве. Нужно прекращать этот фарс.

– Почему не подают ужин? – зло спросил демон, и Филипп немедленно отреагировал.

– Да, в самом деле, все скоро остынет. Прошу к столу, дорогие гости.

***

Туссэн потрясающий! Нет, серьезно. Вроде весь такой умный и начитанный, а в общении простой и понятный. Говорят, это особое искусство – не грузить зазря своим интеллектом и оставаться интересным собеседником. У месье Пекара получалось.

Мы проболтали весь ужин, запивая мясной пирог вином и не обращая ни на кого внимания. За это я мужчине-студенту была особенно благодарна. Шея затекла из-за того, что я держала голову все время в одном положении и не оглядывалась на демона с Белиндой. Пусть воркуют, голубки, если так хочется, мне и без них здорово.

Туссэн рассказывал об Университете. Я догадывалась, что в средневековье и у нас учились по-другому, но не думала, что настолько. Никаких курсовых, семинаров и скучной зубрежки. Преподаватель выходил к студентам, как греческий актер на сцену амфитеатра, и начинал с ними разговаривать. Вот как Туссэн со мной. Никто не болтал, не сидел, уткнувшись в смартфон, не переписывал реферат к другому предмету. Все слушали, открыв рот, и считали честью, если могли задать преподавателю каверзный вопрос. Тогда начинался диспут.

– Вроде того, сколько ангелов танцует на конце одной иглы? – вспомнила я строчку из песни и реальный предмет споров схоластов католической церкви позднего средневековья.

– Да, такое тоже было, – улыбнулся Туссэн. – Только речь шла о духах и лезвии ножа. Я, если честно, с трудом представляю ценность такого знания. Разве что для красоты построения мысли.

– Спор ради спора?

– Можно сказать и так. Умение затолкать на лезвие ножа не только единственного духа, способного там уместиться, но и две главы цитат с доказательствами из древнего писания. Дух тогда нужен худощавый и не слишком плечистый. Как я, наверное.

Поскромничал месье Пекар. Он хоть и не был шкафоподобным качком, но одежда, как на вешалке, не висела. Вполне себе стройный, недоедающий студент. Я улыбалась, представляя лезвие ножа и прозрачного духа, придавленного книгами. В каждой эпохе свои развлечения. Кому-то мемы из интернета, а кому-то шуточные диспуты.

– Вы ведь много читаете? – спросила я, подсев ближе, хотя и так почти касалась его ног бедром. – Ни дня без книги с утра и до вечера, так что времени на личную жизнь не остается?